Судьба такая. Иван Карасёв
что с письмом разберутся, всё будет в порядке. Вообще все вокруг говорили вполголоса, младший лейтенант не мог понять почему, немец далеко и обычную речь никак не может услыхать. Потом чьи-то руки аккуратно положили тело раненого на истоптанную сапогами и затвердевшую, как цемент, землю на дне траншеи, и дальше воспоминания его обрывались.
*****
Письмо успело найти Лиду, хоть и шло оно эти сто пятьдесят километров кривыми путями почти месяц. Батальонный почтарь переправил его в полк, оттуда отвезли в дивизию, где оно ждало пять дней визу военной цензуры, потом отправили обычной почтой через Вязьму в Москву. Там воеводовский треугольник кантовался долго и ушёл в Калинин лишь спустя неделю, и только из Калинина приехал во Ржев. Лида уезжать не хотела – казалось, что на фронте всё без изменений, зачем срываться с насиженного места и бежать куда глаза глядят? Она поговорила с соседками, те тоже не спешили куда-то ехать, а иные и вовсе доверительно сообщали, что никуда не поедут: зачем, мол, немцы тоже люди, как-нибудь уживёмся. Лида решила подождать, не торопить события. Куда бежать? Все родственники в Белоруссии, под Гомелем, а его уже сдали. Ютиться по чужим углам, у незнакомых людей?
Но пришлось, когда на окраине города начали рваться артиллерийские снаряды. Самолётов в небе не было. Она всё поняла и наконец решила уходить. Накануне свернулся тот самый госпиталь, мимо которого они ходили стирать бельё в Волге. И, собрав вещи, ушла с детьми знакомая из соседнего дома, у неё муж тоже был командиром. Поэтому, оставив Ржев в последний момент, побрела Лида по калининскому тракту, отягощённая самым минимальным скарбом и двумя девочками, младшей было-то всего три годика. Стояла холодная октябрьская погода, снаряды уже рвались и спереди, и сзади, и справа, и слева, фонтаны мокрой земли взметались вверх достаточно далеко пока, но всякий раз звуки взрыва заставляли вскрикивать маленькую Люсю.
Добротный, кожаный чемодан с металлическими уголками оттягивал руку, Нинин рюкзачок тоже был забит до отказа, Люся не отпускала от себя маму и временами просилась на руки. Они топтали грязную землю обочины, инстинктивно пытаясь втянуть голову в плечи, когда где-то падал очередной снаряд. Несколько раз даже Лида, бросая на ходу чемодан, буквально толкала в мерзкую грязищу дочерей, стараясь накрыть их своим телом. Они поднимались все измазанные липкой жижей, но время было слишком дорого, даже не пытались отряхнуться, лишь стирали грязь с лица, Люся, правда, больше размазывала её по личику и вскоре стала походить на маленького индейца с боевой раскраской. Мать сознательно вела детей не по дорожному булыжнику, и нередкие автомобили, забитые ещё во Ржеве такими же, как они, но более удачливыми беженцами, стали тому причиной. С промоченной осенними дождями обочины было легче и быстрее прыгать в глубокий кювет в случае чего. И в какой-то момент, когда показалось, что снаряды начали ложиться ближе и кучнее, они так и сделали – сидели там кружочком с четверть часа, –