Чёрный молот. Красный серп. Книга 1. Rain Leon
за ручки, вышли со счастливыми улыбками. Вся процессия отправилась в дом тети Генриетты. Во дворе уже стояли накрытые столы, около которых суетились женщины. На столы постоянно что-то доставляли, непрерывно отгоняя рои мух. Наконец все расселись. Дядя Биньямин, а попросту Веня, взял слово.
– Дорогие дети, вот и настал самый важный день в вашей жизни. День, когда вы объединились в одну семью. Живите на радость себе, на радость родителям! Рожайте детишек. И пусть из них вырастут настоящие бойцы Красной армии! И давайте выпьем за молодожёнов! Ура! Горько! Теперь за товарища Сталина! Ура! Горько! Теперь за нашу родную коммунистическую партию! Ура! Горько!
В общем, дядя Веня, подвыпив, превращался в неуёмного оратора. К счастью, после пятого тоста способность говорить у него резко снизилась, и дядя Веня наконец присел, вонзив зубы в солёный огурец и пытаясь нанизать на вилку студень. Тосты произносились со всех сторон, и молодым уже пожелали всего и столько, что для самой счастливой жизни было бы достаточно и десятой доли. Наконец музыканты взяли дело в свои руки, и люди, встав из-за стола, потихоньку начали танцевать. Всё было замечательно, свадьба была дружная. Пили водку, а потом перешли на самогон, предусмотрительно прихваченный Галочкиной роднёй. Но тут музыканты заиграли фрейлехс, и Фимина родня вышла в круг, а с ними и Фимина бабушка Фейга, грузно переваливаясь с ноги на ногу, всё же не утерпела и вспомнила свою молодость. И тут как гром средь ясного неба прозвучало:
– Жиды в пляс пошли!
На сказавшего сразу зашикали и убрали его со двора, иначе конфликт грозил подняться на новый уровень, но настроение было подпорчено. Свадьба как-то сникла. И только молодые ничего не замечали, не сводя друг с друга влюблённых глаз. Наконец съели горячее, подали чай, и гости стали петь песни. Украинская родня всё больше весёлые и зажигательные, а еврейская грустно-весёлые, с переливами, как и вся еврейская жизнь.
Во время маленького перерыва, когда музыкантов попросили к столу и пододвинули к ним бутылку водки, а как известно, непьющих музыкантов не бывает, произошёл казус, который долго со смехом вспоминали гости. Музыкантов было трое. Степенный Анатолий Иванович, играющий на барабанах, и два Аркадия, Морсон и Шпиц. Морсон играл на трубе, а Шпиц на баяне. Слово за слово, приняли на грудь за здоровье молодых, за товарища Сталина, за Красную армию. И тут Аркаша, который Морсон, изрядно захмелев, говорит Анатолию Иванычу:
– Слышь, Толя, если съешь весь салат оливье, что остался в бадейке, то подарю тебе свои часы, которые ты меня давно продать уговариваешь. А если не осилишь, то заберу твои ручные. Идёт?
Часы и впрямь были интересные, дореволюционные, серебряные, карманные, на массивной цепочке с хорошей застёжкой. От солидного дореволюционного производителя Габю. Такие уже больше и не найдёшь нигде. В общем, для барабанщика Анатолия Ивановича – ценная вещь, поскольку часы, что на руке носят, перед началом работы Анатолий Иванович всегда