Миры и судьбы. Книга четвёртая. Рита Харьковская
улыбалась, когда вспоминала первые месяцы жизни в стране, свою растерянность, непонимание особенностей характеров и поведения местных жителей. Ей хватило всего-лишь полгода, чтобы выучить язык. По крайней мере, разговаривать на бытовые темы она могла свободно. А уж как славно звучали приказы на гортанном наречии!
Нет, Светлана не злоупотребляла своим положением и властью, не раздавала оплеухи направо и налево, как ее подруга, которая вот уже несколько месяцев, как покинула страну и вернулась на родину. Но допускать слабинку было нельзя ни в коем случае! Иначе обслуга тотчас же прекращала с тобой считаться и наплевательски относилась к своим обязанностям.
Поэтому, с самого утра на лицо одевалась маска пренебрежительного высокомерия и, если твое желание не было услышано с первого раза, над невнимательным работником нависала гильотина увольнения.
Работа в "хорошем" доме передавалась чуть ли не кланово. Тётка устраивала племянницу, слёзно прося Мадам взять ее на выучку, а потом порекомендовать кому-то из жен в дипкорпусе. Упаси Боже, было водителю растрясти драгоценное тело Мадам, нарушить правила дорожного движения, подвергнуть минимальной опасности жизни детей.
Нерадивый вылетал без объяснения причин и на его место уже стояла очередь.
Прошло всего немного времени и Светлане уже самой казалось, что иначе и быть не может: каждому свое…
Через пять лет закончился срок аккредитации у мужа Светланы, и семья вернулась во Францию.
К этому времени Светлана была беременна третьим ребенком и бесконечно радовалась тому, что рожать ей предстоит в благословенной Европе, а не среди песков Ближнего Востока.
Александра снова поехала навестить дочь и поразилась изменениям в ее характере.
Конечно, можно все списать на гормональные выверты последних месяцев беременности. Конечно, можно понять недовольство женщины, которая узнала, что совсем скоро ей вновь предстоит ехать с мужем на край географии, только уже не в сухие ветреные пески, а в жаркие, удушливые, вечно влажные тропики. И неизвестно еще, где будет лучше.
Все это можно понять, всему можно найти оправдание, но врать самой себе Александра не хотела. Она видела, что за эти годы Светлана превратилась в сухую, жесткую, высокомерную Мадам.
Причем вела она себя так не только с прислугой, не только в магазинах, где продавцы бежали к ней со всех ног, опасаясь, что клиентка устроит скандал и нажалуется хозяину, не только в ресторане, где ее визит становился кошмаром для поваров и официантов, но и в семье.
Дети росли и воспитывались в строгости. Слово мамы было непреложным законом и обсуждению не подлежало. Правда Светлана ни в чем не отказывала детям. Они учились в лучших школах, к их услугам всегда была гувернантка, поездки к морю. Путешествия в другие страны, уж коль были запланированы, то свершались обязательно.
В отношения с матерью тоже закрался какой-то холодок.
Светлана уже не рассказывала подробно о своей жизни, не жаловалась на временные трудности, и Александру к себе на постоянное жительство