Хамнет. Мэгги О`Фаррелл
Говорят, что ничего путного из этой вашей привязанности не выйдет.
Словно подкошенный, он опять плюхнулся на тюки с шерстью и закрыл глаза. Брат вдруг весь задрожал, но Элиза не поняла, то ли от ярости, то ли от иного возмущения. Они долго молчали. Потом она вспомнила, что еще хотела спросить, и подалась вперед.
– А у нее правда есть сокол? – с новым интересом прошептала она.
Он открыл глаза и поднял голову. Брат и сестра посмотрели друг на друга.
– Есть, – ответил он.
– В самом деле, совсем ручной? Я слышала, но не знала, можно ли верить…
– У нее живет пустельга, а не просто сокол, – порывисто произнес он, – она сама воспитала ее. А научил ее один священник. У Агнес есть специальная перчатка, и птица срывается с нее точно стрела и улетает в лес. Уверен, ты еще не видела ничего подобного. Она совершенно меняется в полете… можно подумать, что это два разных создания. На земле пустельга выглядит очень скромно, совсем не так, как в полете. А по зову Агнес птица возвращается и, полетав вокруг огромными кругами, стремительно и точно садится прямо на перчатку.
– Может, она и тебе разрешала? Надеть ее перчатку и поиграть с этим соколом?
– Пустельгой, – поправил он и кивнул, едва не просияв от гордости, – разрешала.
– Как бы мне хотелось, – вздохнув, еле слышно прошептала Элиза, – увидеть ее.
Он глянул на сестру, потер подбородок испачканными кончиками пальцев.
– Может быть, – произнес он, словно размышлял вслух, – когда-нибудь я возьму тебя погулять с нами.
Элиза пригладила платье, расправив смявшиеся складки. Ее охватил восторг, смешанный со страхом.
– Правда?
– Конечно.
– Как ты думаешь, она позволит мне запустить в небо своего сокола? Вернее, пустельгу?
– Не вижу причины для отказа. – Он задумчиво глянул на сестру. – Думаю, она тебе понравится. Вы с ней в каком-то смысле похожи.
Элизу потрясло это откровение. Неужели она чем-то похожа на женщину, о которой говорят столько всяких ужасов? Ведь только на днях в церкви она имела возможность видеть лицо хозяйки «Хьюлэндса» – все ее нарывы, прыщи и жировики, – и тогда мысль о том, что один человек способен так навредить другому человеку, ужасно встревожила ее. Хотя она не поделилась тревогой с братом, и более того, честно говоря, ей очень хотелось познакомиться с той девушкой, заглянуть в ее глаза. Именно поэтому Элиза и промолчала. Ее брат не любил, когда на него давили или подгоняли. К нему надо было подходить с осторожностью, как к норовистой лошади. Если расспрашивать его постепенно, исподволь, то обязательно узнаешь больше.
– И какой же тогда она человек? – спросила Элиза.
– Понимаешь, – задумчиво помедлив, ответил брат, – она не похожа ни на одного из твоих знакомых. Ее не волнует то, что люди могут о ней подумать. Она живет так, как подсказывает ей ее собственная натура. – Он сел поудобнее, упершись локтями в колени, и понизил голос до шепота. – Она умеет так умно посмотреть на человека, точно видит его насквозь, видит все, что творится в его душе. Но в ней