В поисках христиан и пряностей. Найджел Клифф
даже добавляя серебряные опилки, которые на вес были дешевле гвоздики. Ярость обманутых покупателей не знала границ: в 1444 году в Нюрнберге заживо сожгли одного торговца, подделавшего шафран, – впрочем, много чаще огню предавали сами пряности. Но у все громче заявляющего о себе лобби противников пряностей имелись заботы поважнее мелкого местного мошенничества. На самом деле праведное возмущение вызывала скандальная растрата денег. Моралисты метали громы и молнии, дескать, пряности – «даже тот треклятый перец» [194] – лишь разжигают чувства, приводят к чревоугодию и похоти и исчезают без следа. Зависимость от пряностей, возмущались они, превращает доблестных европейцев в женоподобных транжир. И самое вопиющее – что тяга к восточной роскоши истощает золотые запасы Европы, перекачивая их в цепкие руки неверных.
Нет, пряности сами не считались порочными, как раз наоборот. Ароматы Востока, как сурово предостерегали моралисты, по праву принадлежат небесам и святым, а вовсе не алчным смертным. Смолы и пряности использовались в религиозных ритуалах как благовония, притирания и мази по меньшей мере со времен Древнего Египта, и хотя первые христиане чурались духов как запаха, исходившего от бани, борделя и языческого алтаря, уверенность в том, что ароматы притягивают сверхъестественное, оказалось трудно побороть. Средневековый христианский мир верил, что горьковато-сладким запахом пряностей веет с небес на землю, что он дуновение ароматной жизни после смерти. Утверждалось, что запах льнет к спускающимся на землю ангелам [195] и тем самым выдает их присутствие, а чертей можно распознать по их вони. Полагалось, что и святые тоже чудесным образом пахнут пряностями и что те, кого постигла особо отвратительная кончина, будут наслаждаться ароматами жизни вечной. В XV веке от трупа святой Лидвины Шиедамской, которая сломала ребро, катаясь на коньках подростком, и волею судьбы прожила еще тридцать восемь лет, и у которой перед смертью буквально отваливались куски кожи и плоти, а изо рта, носа и ушей шла кровь, будто бы исходил аппетитный запах корицы и имбиря.
Некогда европейцы знали, откуда берутся пряности. Путь проложили греки, а римляне, изгнав с трона Клеопатру, наладили регулярные поставки морем с западного побережья Индии к восточному побережью Египта [196]. Как минимум 120 огромных сухогрузов курсировали между побережьями, дабы удовлетворить склонность римлян к пикантным вкусам и экзотическим ароматам, хотя даже тогда пуристы сетовали на огромные суммы золотом и серебром, которые выкладывали за восточные излишества, – эту тему уже в I веке развивал сатирик Персий Флакк:
Гонит нажива алчных купцов
В знойную Индию восходящего солнца,
Там заставляя транжирить
На перец и пряности
Честные наши товары [197].
К III веку этими морскими путями завладели арабы, а возникновение ислама упрочило
«Circa Insrans» (1166) цитируется по: Freedman. Out of the East, Фридмен указывает, что в разряд пряностей иногда попадали тонкий лен, хлопок и шелк, редкие красители, звериные шкуры, слоновая кость и даже попугаи.
Немецкий гуманист Ульрих фон Гутен; цитируется по: Freedman. Out of the East, 147.
Ангелы, по утверждению святого Андрея Юродивого, испускают чудесное сладостное благоухание, «кое исходит от ужасного и недосягаемого божества. Ибо когда они стоят пред престолом Всемогущего, то впитывают аромат молний, который тот извергает, после чего благоухают неописуемым ароматом Божественного бесконечно. Когда же они желают поделиться сей святостью с кем-либо, то являются пред ним и касаются его лица своим благоуханием до той степени, какой сочтут уместной, так что в радости своей тот человек не в силах объяснить, откуда исходит этот наиприятнейший запах». Nikephoros. The Life of St. Andrew the Fool, 2:287.
Плавание в Индию описано в «Перипл Эритрейского моря», подробном наборе инструкций, изложенных в I веке н. э. грекоговорящим моряком; Эритрейским морем в античности называли Индийский океан.