Отпуск с папой. Дора Хельдт
демоны, роились давно забытые имена и тексты, хит-парады, пластинки, магнитофоны «Грюндиг», я смогла бы подпеть всем песням Говарда Карпендейла, а я-то полагала, что все это в прошлом. Принцесса шлягеров.
– Папа, давай теперь послушаем другую музыку. Или вообще никакую. Только не эти дурацкие шлягеры.
– А почему ты злишься? Прежде тебе нравилось. Ты даже знала их наизусть.
Я сбежала от изумленного лица Доротеи в туалет.
Когда я вернулась, отец с Доротеей стояли с подносами перед стойкой с блюдами. Доротея серьезно посмотрела на меня:
– И твоей любимой певицей была Венке Мир? Подумать только, как мало мы знаем друг о друге… – Она хихикнула.
– Мне было одиннадцать.
Я прошла мимо Доротеи, чтобы взять с полки поднос.
Папа покачал головой:
– Нет-нет, это все продолжалось гораздо дольше. У тебя уже были водительские права, разве нет?
– Глупости. Максимум двенадцать. И только ради ваших дурацких вечеринок. Ты уже решил, что будешь есть?
Перед нами стояла раздатчица. Отец дружелюбно ей кивнул.
– Мне кажется, права у тебя уже были. Гм, чего же мне хочется? А что это у вас там, в дальнем ряду?
– Печеночный паштет. Мы подаем его с яичницей-глазуньей и хлебом.
– Из тухлого мяса?
– Папа!
– Хайнц!
Блондинка в белом фартуке удивленно на него взглянула:
– Разумеется, нет. Но вы вовсе не обязаны его есть.
– Точно. Но в наше время мясных скандалов лучше лишний раз переспросить. Где-то же то просроченное мясо еще осталось.
Блондинка хмуро на него посмотрела. Папа ей улыбнулся:
– Без обид. Ну, что вы будете брать?
Доротея окинула его взглядом и заказала три сырных булочки и три чашки кофе.
Папа кивнул. Увидев поданные булочки, сказал только:
– Салатный лист выглядит здесь смешно. Это ведь сырные булки, к чему этот силос?
Я схватила тарелку, поставила ее на поднос и улыбнулась официантке, пытаясь сгладить ситуацию. Она ответила мне ледяным взглядом.
На кассе отец настоял, чтобы заплатить за всех. Что дало ему право высказать свое мнение о ценовой политике мест для отдыха на немецких автострадах. Взгляд у кассирши в итоге тоже стал ледяным.
Мы сели за самый дальний столик. Хайнц раскрыл булочку, выковырял вложенные лист салата, ломтики помидоров и огурцов и начал есть. Жуя, поочередно посмотрел на нас.
– Это все несвежее, – объяснил он. – Я читал. Нужно быть осторожным из-за микробов и всего такого.
Доротея посолила помидор и сунула в рот.
– Ах, Хайнц…
Он ободряюще пожал ей руку.
– Тухлое мясо хуже.
Больше никаких инцидентов не было. Я воздержалась от сигареты, папа купил себе газету, Доротея глянцевый журнал, я села за руль и пристегнулась. Едва я тронулась, папа судорожно схватился за ручку дверцы и в лихорадочном волнении посмотрел на меня:
– Ты