Сонька. Продолжение легенды. Виктор Мережко
к этому. Но причины странности отдельных ваших поступков я бы желала понять.
Поэт помолчал, после чего из него вырвалось:
– Деньги… Деньги… Мне нужны деньги! Чертовски нужны!
– У вас нет денег? – искренне удивилась артистка. – Я могу дать.
Он снисходительно посмотрел на нее и ухмыльнулся.
– Глупенькая, ничего не понимающая девочка… – Протянул руку к голове примы, взъерошил волосы, притянул к себе и накрыл ее откровенно бессовестным поцелуем.
Табба ничего не помнила, ничего не понимала. Она просто отдавалась властному, желанному и жестокому мужчине. Ей было непостижимо хорошо и временами настолько больно и отвратительно, что она с трудом сдерживалась, чтобы не сбросить с себя огненное, удушающее тело.
Потом Табба сидела в небольшом гостиничном номере возле туалетного столика с зеркалом, взирая на себя удивленно и печально. Рокотов лежал на постели, заложив руки за голову, смотрел в потолок и молчал.
– Вот оно и произошло, – тихо выговорила девушка.
Поэт молчал, глаза его не мигали.
– Все так просто и даже обыденно.
– Жизнь, – почти не разжимая губ, сказал Рокотов, – цепь случайных и обыденных поступков.
– Вы полагаете, наша встреча случайна и обыденна?
Он усмехнулся.
– Пройдет совсем немного времени, и вы сами в этом убедитесь.
Табба вдруг стала плакать, тихо и отчаянно, уронив голову на столик, из уголков рта совсем по-детски выступали пузырики, а она никак не могла успокоиться.
Неожиданно почувствовала на плечах тяжелую руку, подняла голову. Поэт заставил ее подняться, взял в руки ее лицо, посмотрел в глаза серьезно и твердо.
– Вы отныне моя.
– Да, – кивнула актриса, и ее волосы упали на лицо.
Он убрал волосы.
– Вы будете делать все, что я скажу.
– Да.
– У вас есть театр, но вы не будете принадлежать театру.
Табба испуганно посмотрела в черные глаза Марка, мотнула головой.
– Нет, я не переживу этого.
– Переживете. Театр откажется от вас.
– Почему?
– Со мной вы станете прокаженной.
– Я вас не понимаю.
– Пройдет время, и вы все поймете.
– Вы по дороге сюда говорили о деньгах.
– Забудьте пока об этом.
Рокотов приблизил ее лицо почти вплотную к своему и стал целовать глаза, губы, шею.
Следователь Гришин, проводивший допрос, был в толстых очках, поэтому смотрел на Петра Кудеярова близоруко, внимательно и, казалось, даже с сочувствием.
Граф чувствовал себя в этом кабинете неуютно, постоянно елозил на стуле, вертел головой, теребил бороденку.
– С кем из господ, участвовавших в сходке, вы знакомы лично? – спросил следователь, предварительно заполнив какие-то бумаги.
– Ни с кем, – ответил с деланным удивлением Кудеяров. – В «Горацио»