Девушка А. Эбигейл Дин
о своем появлении на свет, которое всегда заканчивалась тем, что Мать сдвигала ковер в гостиной и показывала коричневое «родимое» пятно, оставшееся на напольном покрытии в том месте, где родился сын. Моей же любимой оставалась история о том, как познакомились наши родители.
Как-то в субботний вечер Карен уговорила Мать поехать с ней в город. «Ну ты вообще стала скучная, – сказала она, – даже скучнее, чем раньше». (На тот момент Мать думала, что Карен не замужем, по-прежнему живет с родителями и у нее не все в порядке с головой; «Кто тут еще скучный», – говорила Мать.) Они нарядились в квартирке Матери; тогда она носила черное, распускала белоснежные волосы до самой талии и по любому поводу включала какую-нибудь грустную песню Элвиса. Прихватив бутылку рислинга, чтобы распить ее по дороге, они с Карен сели в автобус.
Вечер обернулся кошмаром. Они приехали в бар, расположенный довольно далеко от центра, – шаткие стулья, игровые автоматы, липкий пол, – где один из бывших любовников Карен работал барменом. Оба притворились, будто не ожидали увидеть друг друга, но Мать прекрасно поняла: они обо всем договорились заранее. Она была третьей лишней, и Карен позвала ее, чтобы не скучать, пока ее дружок работает. Они выпили водки с апельсиновым соком за счет заведения, и бармен подмигнул Матери, когда Карен отлучилась в туалет. В одиннадцать поставили пластинку – что-то тяжелое, Мать не слышала такой музыки раньше, – и Карен с барменом пошли танцевать. К ним присоединилась беззубая женщина, вся в блестках, а один из завсегдатаев, едва державшийся на ногах, виляя бедрами, направился прямо к Матери. Попереминавшись с ноги на ногу, она схватила со стула свою куртку и ушла прочь.
Она не знала, где находится, и побрела к автобусной остановке, в глазах стояли слезы. Обычно в это время она уже забывалась сном под своим теплым одеялом. В этой части города дома́ располагались далеко друг от друга, и в пустырях между ними повисла такая темнота, что Мать не видела собственных туфель. Она шла через мертвые зоны, то и дело оступаясь, попадая то в лужу, то в рытвину. Она была абсолютно уверена, что совершенно заблудилась.
Примерно через полчаса Мать набрела на церковь, стоявшую в стороне от улиц, в самом конце дорожки из гравия, вьющейся среди могил. Стены из кирпича теплого терракотового оттенка едва виднелись в темноте. Уже миновала полночь, но в цветных окошках мерцал огонек – то горели свечи. Значит, внутри кто-то был.
Недолго думая, Мать распахнула двери. Она решила, что здесь можно переждать до утра и уйти задолго до начала первой воскресной службы. Она разулась на пороге, одернула подол. На каменном полу оставались влажные следы ее ног. В глубине придела горели пять свечей. Она прошла к ним на цыпочках, внимательно оглядывая каждую скамью. Дойдя до кафедры, обернулась и, изображая, будто приветствует прихожан, произнесла:
– Здравствуйте!
– Здравствуйте! – откликнулся наш Отец.
У Матери затрепетало сердце. Он