Агриппина. Младшая сестра Смерти. Елена Станиславская
с едой, засовываю билетик в турникет и иду на платформу.
В электричке быстро заканчиваются свободные места – некоторые люди так ловко запрыгивают на сиденья, будто всю жизнь профессионально играют в «музыкальные стулья». Я прохожу в середину вагона и кое-как устаканиваюсь. Вокруг по странному совпадению группируются сплошь лысые мужчины, и я чувствую себя цыплёнком в коробке страусиных яиц. Одни говорят о рыбалке, другие о недвижимости, остальные молча потеют. Нырнуть бы в музыку, но я боюсь пропустить свою станцию, хотя знаю, что до неё почти два часа езды.
Стискиваю в руке мобильник и задумываюсь. Может, послать Крис сообщение: «Со мной всё в порядке, буду поздно», а потом отключить телефон? Набираю и стираю текст несколько раз подряд. Почему-то мне кажется, что мачеха может понять сообщение на свой лад: «У меня всё плохо, скорее приезжай».
В итоге мобильник решает за меня: вздрагивает и вырубается. Пауэрбанк и шнур валяются в рюкзаке, а рюкзак в квартире. Выходя сегодня из дома, я и представить не могла, что прогулка настолько затянется.
За окном сереет небо и деревья всё плотнее жмутся друг к другу, а в вагоне потихоньку освобождаются места. Одно из «страусиных яиц» буквально швыряет меня на пустое, нагретое чужим телом сиденье («Садись, садись, девчуля»), а через пятнадцать минут объявляют мою остановку.
Какие опасности поджидают меня в «страшном заброшенном доме, что стоит в густой чаще леса»? Скоро узнаю.
Сатир сидит на скамейке возле небольшой кирпичной постройки и пальцами расчёсывает волосы на ногах. А может, выискивает блох. В любом случае, очаровательное зрелище.
Станция выглядит неприветливо, как интроверт, к которому заявились нежданные гости. На двери постройки висит ржавый замок, окна вкривь и вкось заколочены досками. Со всех сторон подступает лес. Не манящий, не светлый – отталкивающий, тёмный. Ступени с платформы ведут сразу в траву, чуть прибитую тонкой, будто одной ногой вытаптывали, тропкой.
Неудивительно, что вместе со мной никто не вышел из электрички.
– Чего застыла, Груша-клуша? – Сатир, как всегда, сама любезность. – Нам ещё две версты топать. Я уже побывал в месте сбора и провёл кое-какую подготовительную работу. Тебе понравится. – Он склабится и подмигивает.
Вслед за рогатым я иду в чащу. Не по вихляющей тропе, а напрямик по непролазному подлеску. Идти сложно, иногда под ногами чавкает, и я чувствую, как носки понемногу напитываются влагой. Стоит более-менее войти в ритм, как включается фантазия.
Мерещится, что кто-то наблюдает за мной из-за деревьев. Не в открытую смотрит – подглядывает. Зыркнет белым глазом – и спрячется.
Это только кажется, что для страха нужна темнота. На самом деле достаточно, чтобы всё вокруг было зыбким. Что там, пень с торчащим сучком или голова со вздёрнутым носом? Дерево ли скрипнуло над головой или злая лесная тварь подала сигнал, чтобы сородичи сбегались на человечинку? И что лежит между двумя поваленными деревьями – просто густая тень или человек в чёрной одежде?
Я резко останавливаюсь, не веря собственным глазам.
– Сюрпри-и-из! –