Мэтт, которого нет. Ксения Скворцова
как у Марии, серые.
Как у мамы – серые…
– Пусть всё идёт, как идёт, Ева. Так…
– Спокойнее? Игнорируешь проблемы, думая, что они сами собой решатся. Всё терпишь их, терпишь, подавляя грусть, тоску и гнев. Смотри, братец: вот ты думаешь, что контролируешь себя, но в один день тебя накроет с головой хлеще того, чего ты боялся. Учись на моей ошибке. Она, как ты знаешь, очень дорого мне обошлась.
От этого напоминания из глаз брызжут слёзы, и Мэтт ничего не может с собой поделать. Ева подмечает:
– Ты уже перестаёшь себя контролировать. Эмоции управляют тобой, а не ты – ими. Беда будет.
Мэтт поворачивается, чтобы уйти:
– Ой, ну, Ев, как всегда драмы навела, а мне теперь с этим живи.
Ева вслед хмыкает:
– Ну а что тебя не устраивает? Ты хотя бы жив. В отличие от меня.
Мэтт останавливается. Вот как после этого оставить её одну? Надо подобрать слова, чтобы утешить её, чтобы поддержать…
– Митя. Митрофан! Что ты там забыл, а?! А ну, спускайся оттуда! И с кем ты там болтаешь, сумасшедший? Ты мне эти свои штучки брось. Быстро спустись, я сказала!
Только тётя уже заметила, что Мэтт пробрался на «запрещённую территорию». Она шаркает этажом ниже своими тапочками с жёсткой подошвой, готовится «рвануть».
Мэтт с сожалением смотрит на Еву:
– Прости.
Она отмахивается:
– Ой, да ты же знаешь: стоит тебе закрыть глаза, и ты снова будешь здесь, со мной. Ты, главное, тётке унизить себя на этот раз не дай, умоляю.
Внизу Мэтта ждут – не дождутся тётины упрёки.
– Ты почему меня не слушаешь, преступник малолетний? Я кому говорила никогда в жизни не забираться на этот страшный чердак – себе? Да ты…
Мэтт перебивает:
– Ничего там такого загадочного нет. Чердак как чердак. Одно говно голубиное валяется.
– Да это ты – г… гов… А, ладно, хрен с тобой. Иди, уроки делай. Из комнаты не высовывайся – ко мне гости должны прийти. И сам с собой не болтай, достал уже.
– Тёть, ну чего ты так разозлилась?.. Я же помочь тебе хотел, убраться…
– Единственное, чем ты можешь мне помочь, Митрофанчик – это убраться из моей жизни, моего дома – долой.
– Да ладно тебе. Так уж нужно злиться из-за такой ерунды, м? Кстати, ужин был очень вкусным, спасибо тебе.
– Спасибо на хлеб не намажешь. Иди давай, а? Видишь же, нервов никаких на тебя нет, чего провоцируешь? Думаешь, я поверю, что ты – сын своих родителей – такой хорошенький? Да ты такой же, как и они. Яблонько от яблони недалеко падает! А я тебя приютила, кормлю тут, содержу… И вот твоя благодарность?
– Но подожди, тёть. Если моя мама – твоя сестра, рождена от твоих же родителей, и она – «тупая дура», как ты любишь повторять, то кто тогда ты по твоей же теории?
– Митрофан. Вот что ты сейчас сказал, ничтожество?
– Если я – ничтожество, то ты – тоже. Мы ведь родственники, тёть!
– Ох…