Мэтт, которого нет. Ксения Скворцова
пелена – чистота, свет и невинность – так на душе становится спокойно.
– Я сегодня работаю во вторую смену, Митрофан, – говорит тётя. – Ужин в холодильнике: грибной суп, гренки и яблочный компот, тебе только нужно будет разогреть. Ладно, учись хорошо, вот тебе деньги на обед. Я пока повожусь в саду, нужно подготовить яблоньки к зиме, а ещё очистить участок от мёртвых цветов. Ненавижу зиму, моим цветам из-за неё приходится чахнуть. Тебе ведь тоже нравятся мои лилии, а, Митрофан? Я ещё купила новый, диковинный сорт, раньше у нас такого не было. Чёрные лилии, представляешь! Надеюсь, что это не просто уловка, чтобы вытрясти деньги.
Тётя болтает – Мэтту, конечно, очень приятно, что она проявляет к нему дружелюбие, но там Мария уже вышла на дорогу, упустит ведь её Мэтт из-за тётиной болтовни. Пробубнив что-то под нос, он хлопает калиткой и со всех ног бежит за Марией, крича:
– Хэ-э-эй! Что, новая библиотекарша, с утра пораньше собралась на работу?
Девушка испуганно дёргается и пару минут приходит в себя после такого громкого и абсолютно неожиданного заявления прямо ей в ухо. А потом поворачивается к Мэтту и чеканит слово за словом:
– Так. Слушай меня внимательно. Ты мне не нравишься. Совсем. Не ходи за мной. Не говори со мной. Делай вид, что меня не знаешь. Мне не до дурацких шутеек, понятных тебе одному. Мне не до тебя. Оставь. Меня. В покое!
Мария срывается на крик. На щеках у неё – слёзы. Она закрывает лицо, и Мэтт замечает синяки на запястье. Падает сердце. Понятно, почему она сегодня не в духе. Как же жаль, что Мэтт никак не поймёт, что сказать, как поддерживать людей. А Марию уже трясёт от пережитого горя.
– Пожалуйста, – со всей жалостью говорит она. – Уйди. Не злись на меня. Я поняла, что понравилась тебе, но сейчас мне никто не нужен. Давай, я пойду вперёд, а ты чуть подождёшь. Не хочу ни с кем говорить. Мне тяжело, понимаешь? Только так мне ты можешь помочь – оставив меня одну. По-жа-луй-ста.
Мэтт понимает.
И это – скорее, исключение из правила.
Эмпатией парень не славится. А тут – посмотрел в глаза Марии, и вспомнилось что-то из прошлого: что-то горькое, болезненное, невыносимое. То, о чём лучше снова забыть.
Мария смотрит на него Евиными глазами. Серыми, серьёзными. Грустными. Как после их с мамой ссоры, тогда, давным-давно…
– Мама… – бормочет Мэтт, глядя, как от быстрого шага дорога уходит из-под ног.
Он, кажется, и забыл, как она выглядит. Тётя почему-то прячет её фотоальбом. Лишь одна мамина фотография – детская – висит в прихожей в белой рамочке. На этой фотографии – круглолицая девочка лет десяти с длинными, по пояс, чёрными косами и угрюмым взглядом. Она заводит руки за спину. Её белое до колен платье треплет ветер. Ноги в белых гольфах и сандаликах топчут лилии. Мэтт удивлялся, спрашивал тётю: почему его мама так поступила с цветами?
И тётя рассказала, что у них с сестрой была игра. Её придумали их родители. Кто ни разу за неделю не получит