Охотники за пламенем. Хафса Файзал
вслушиваясь в сладкий голос сестры, звучание которого изо дня в день ласкало её уши.
– Как мама? – с улыбкой спросила Зафира, глядя на закрытую дверь и чувствуя зов письма, обращённый к трепещущему сердцу.
– Спит. Сомневаюсь, что она пойдёт на свадьбу, – отозвалась Лана.
Глаза сестры были добрые, карие, как у Бабы, но отличались грустью. Именно Лана по ночам утешала мать, поэтому в душе Зафиры зияла бесконечная пропасть вины. Сожаление настолько сдавило грудь, что Зафира отвела взгляд от сестры.
Охотник и Целитель. Так Баба называл своих девочек, когда сопровождал Зафиру в Арз, пока маленькая Лана помогала матери собирать редкие травы Деменхура. Он и представить не мог, насколько его слова окажутся пророческими. Когда у матери начались кошмары, Лана превратилась в незаменимого лекаря.
– У тебя усталый вид. Как прошла охота? – полюбопытствовала Лана, освобождая место сестре.
– Хорошо. – Зафира пожала плечами, не заметив, как сузились глаза Ланы.
Как бы сильно Зафира ни любила Ясмин, ей не всегда нравились её настоятельные расспросы и осуждение маскировки Охотника. С сестрой всё было проще, поскольку Лана смотрела на Зафиру как на героя.
– Ладно, не просто хорошо, но и захватывающе.
Зафира, усевшись подле Ланы, рассказала о противостоянии сарасинцам, добавив несколько деталей, чтобы приукрасить историю. Письмо по-прежнему взывало из сумки, однако Зафира не стала рассказывать о странной женщине. Пока Лана прижимала к груди синюю подушку с кисточками, в глазах её плясал неподдельный интерес.
Когда-то давно Зафира подарила сестре эту подушку. Конечно, охота и шкуры животных, которых она убивала, приносили семье достаток, но динары на роскошь оставались у них не всегда.
Зафира коснулась пальцем кончика носа Ланы.
– Пора собираться. Если прибудем заранее – успеем уговорить слуг отрезать нам кусочек десерта побольше, – пропела Зафира, поигрывая бровями. – Айш эль-сарая, м-м-м.
При упоминании хлебного пудинга с фисташками и сливками глаза Ланы загорелись.
– Заплетёшь мне волосы?
– И даже зажгу мамин бахур[19], так что ты будешь самой благоухающей девушкой на свадьбе, – к радости Ланы пообещала Зафира.
В такие моменты Зафира восхищалась детскими ужимками сестры. Её смехом, трепетом. Улыбками, ласковыми словами. Трудно было представить, что четырнадцатилетняя девочка сама ведёт хозяйство и просыпается глубокой ночью, чтобы успокоить жуткие рыдания матери. Лана была одной из многих девочек, которым пришлось повзрослеть раньше времени. И виноваты в этом были все, кроме самих детей.
Не обращая внимания на переменчивое настроение Зафиры, Лана схватила её за руку и увела прочь. Сумка вместе с письмом соскользнула на пол.
Сначала свадьба.
Солнце уже садилось, и люди начали собираться на джуму’а[20]. На площади располагался рынок, в сердце которого лежал подогреваемый круглый гладкий серый камень. Из его центра до самых краёв тянулись узоры, рассказывающие