Дорогая Сузумэ. Айко Таката
сразу, как мы закончили разговаривать, она вернулась к своему облаку, – и устроился в одном из проволочных чудо-кресел в другом конце холла.
Я сел поближе к большому и чистому окну, похожему на портал в иной мир, за которым находился небольшой, но очень «грамотный» сад камней. Не часто в эти дни встретишь что-то традиционное, подумал я с удовольствием, да еще исполненное с такой тщательностью и, наверное, даже любовью. Держась за будто зависшие в воздухе подлокотники, я немного поерзал в кресле, пытаясь таким образом осознать факт, что это кресло, которое на вид было просто удивительным, оказалось еще и очень удобным. Это очевидно, тот, кто создал его, сделал это в первую очередь для человеческого комфорта, а не для того, чтобы произвести впечатление на держателей мебельных салонов и прочив критиканов. Хотя, думается мне, от этого кресла будут в восторге и обыватели и… богема.
Кто-то сказал мне – конечно, это был Кеншин, – что сад камней, если создан по всем канонам, способен творить чудеса. Правда, какие именно, Кеншин не уточнил. Вечно он так, соблазнит чем-нибудь сверхъестественным, а ты потом мучайся, ищи этому доказательства. Но это, конечно, поступок лучшего друга. Не подавать все на тарелочке, а как бы подводить к правде. Указывать на цель, но не вести к ней, предоставляя возможность самому искать путь. Может быть так, что этот сад сотворит чудо для меня и я обрету желанное?
В холле внезапно запахло старым письменным столом. Так пахнет бумага, подумал я, которая очень долго пролежала в темном ящике. Желтоватые, с рассыпающимися в прах краями листы. Этот запах схож с запахом начинающей потихоньку отцветать в саду сакуры. И тут я понял, что пахнет не в холле. Где-то еще, может, в его метафизической проекции. В голове почему-то закрутилось имя скульпторши из Хиросимы – Масако Минамото, Масако Минамото, Масако. Минамото. – и даже появился ее примерный образ. Нет, мне не увиделись ни ее фигура, ни лицо, ни даже произведения госпожи Минамото, ее скульптуры, которые, я убежден, положительным образом отличались от всего, что этот мир когда-либо знал. То, что мне увиделось, оказалось похожим на птичку, обычную маленькую птичку серо-коричневой расцветки, но в ее простоте были ее особенность и красота. Это воробушек, понял я, всклокоченный игривый воробушек…
Я вернул свои мысли в холл гостиницы «Каигара» и понял, что мое тело сковано напряжением. Шея стала каменной, а ладони и подмышки вспотели. Я с трудом отпустил подлокотники кресла, на котором сидел, – словно приклеился к нему. Мне вдруг показалось, что пространство вокруг меня охвачено пожаром. Я всем телом дернулся, взволнованно огляделся. Но в холле ничего не изменилось. Да, подумал я, внешне здесь ничего не изменилось. Для тех, кто живет, нырнув головой в облако, ничего никогда не меняется. Все всегда является таким, каким оно показано им в облаке. Для них сад камней – это просто сад камней, пережиток прошлого, откровенная скука. Человек редкой профессии из далекого города Хиросимы (хотя я почему-то сомневаюсь в достоверности этих данных) – жулик, все вопросы решающий с помощью денег. А парень в рабочем комбинезоне темно-синего цвета – нечто вроде пустого места в пространстве, которое вроде и