Повести. Ольга Геттман
Олеся выдержала стойко, без слезинки на глазах. Принимать больных, которым не смогла помочь медицина, она продолжала. Но на аэродроме больше не появлялась. Она стала жёсткой, молчаливой со всеми, кроме детей и пациентов. Почти потеряла сон и свой дар – могла помогать только детям. Чтобы преодолеть тёмное время суток, молодая женщина начала писала картины, изображение на которых касалось двух тем: моря и неба. Картины получались удивительными – они были настолько реальны, словно оживали под её кистями две её любимые стихии.
Однажды, по настоятельной просьбе подруги, Олеся согласилась устроить выставку своих картин, и на следующее утро стала знаменитой. Многие люди мечтали приобрести картины за солидные деньги. Финансовый вопрос семьи был благополучно решён. Но не вопрос её постоянно болевшей души. Уход Глеба был для неё равносилен собственной смерти. Лямку жизни заставляли тянуть дети, требовавшие любви, заботы и материального обеспечения. Мир, вне общения с детьми, для Олеси перестал существовать.
Вот и всё. Жизнь треснула, как зеркало, на которое наехал трактор. Прошлое стало казаться далёким и нереальным. Будто на глаза Олеси надели чёрную повязку, не позволяющую видеть окружающее ярким, радостным, полным жизни. Её душа медленно умирала в чудовищных мучениях, тлела вместе с сигаретами, которые Олеся начала курить после смерти мужа, осыпалась пеплом, растворялась сизым дымом. От неё осталась пустая оболочка. Даже во время непродолжительного сна, окружающее казалось серым и дождливым, словно слёзы её, сдерживаемые во время бодрствования, принимали вид нескончаемого, печального дождя. В груди поселилась пустота. Хотя Олеся понимала, что не может пустота быть там, где ещё недавно билось, захлёбываясь от фантастического, нереального счастья, её сердце.
Олеся возвращалась домой после осмотра больного младенца. Сильный порыв ледяного ветра растрепал её волосы. Скорей бы уж в метро, согреться в тёплом помещении, смешаться с толпой. Возможно, там и мысли растеряются, забудутся и перестанут причинять невыносимую боль.
Сумерки растекались по улицам большого города, забирая с собой чёткие контуры зданий, деревьев, пешеходов, оставляя после своего нашествия лишь размытые тени.
Олеся медленно брела мимо тусклых фонарей и сверкающих витрин. Её город – знакомый с детства, такой родной и не изведанный полностью, незаметно наблюдал за печальной женщиной, не смея из присущей ему деликатности врываться в её опустошающее одиночество.
Метро, длинные тоннели, клапаны-турникеты. Серая безликая толпа спешащих людей. Муравейник, в котором теряешь индивидуальность, вливаясь в общий поток. Мысли отключаются, тело двигается автоматически, им управляет не мозг, а толпа, заключённая в тоннели-переходы. На нужной станции толпа выплёскивает тебя на платформу и ползущей змеёй лентой с возникающими из неё ступенями, выбрасывает из подземелья.
Серая, разбухшая от мокрого грязного снега улица. Грязная масса смеси снега, песка и антигололёдного покрытия хлюпает под ногами. Мысли, стремительно