Повести. Ольга Геттман
её новость, как саму собой разумеющуюся, предложив встретиться – у него появились интересные факты, которые могли бы пролить свет на гибель брата.
Олеся вспомнила ночные видения. Она покрылась холодным потом, руки затряслись мелкой дрожью.
– Олеся, Олеся, что с тобой? – одновременно раздался голос её подруг, Полины и Юлии, которые по очереди помогали Олесе ухаживать за детьми.
У Олеси от воспоминаний, пережитых во сне, словно они были реальными, перехватило дыхание, как будто её сон сдавил ей горло. Она часто, прерывисто задышала, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. На лбу выступили капельки пота.
– Ничего, ничего, сейчас будет легче, – подумала Олеся, сдавливая пальцами виски и закрывая глаза, – нужно сосредоточиться на чём-то позитивном, например, на детях. Негативные воспоминания отбирают остатки сил, не дают бороться за любимого, толкая в страну тоски и уныния шепчущей ей на ухо самой Безнадёжности.
Глава пятнадцатая
Всё чаще и чаще вспоминала Олеся сестру Марину, которая, отказавшись от дочки в роддоме, бросилась, не справившись с жизнью, под рефрижератор. Она любила сестру, несмотря на её оголтелое существование под дурманящими наркотиками, без цели и смысла. И конец её никчемной жизни – самоубийство. В церкви таких людей не отпевают, души их неприкаянно существуют в околоземных орбитах, не имея возможности, снова воплотившись, искупить грехи.
Зная это, Олеся всё-таки молилась об упокоении души Марины, о прощении её прегрешений. После очередной вечерней молитвы, Олеся провалилась в тревожный сон.
… Холод, запах сырой земли, постоянный сумрак давали обманчивую надежду, что её проклятое существование наконец-то закончилось, и она получит вознаграждение – смерть. Но Марина продолжала почему-то медленно, словно во сне, двигаться в очень тесном, похожем на гроб, помещении. Вслепую натыкалась на сырые, заплесневелые земельные стены, в которые пробивались корни растений и шершавая древесина, об неё она обдирала в кровь заледеневшие ладони. Гнилостный запах вызывал тошноту и головокружение, от холода и сырости ломило суставы, напоминая ей ещё и ещё, что она находится в настоящем аду. Заживо похороненная.
Она не знает, ни какой сегодня день, год. Здесь, в адовой вечности не существует времени… Ночи слились в одну слепую чёрную муку с пыткой-бессонницей и короткими забвениями с одними и теми же кошмарами, не дающими забыть её бесчисленные грехи. Нет и намёка на черту, разделяющую её существование до и после смерти. Наверное, она давно уже «там» – в пресловутом аду – отбывает своё вечное наказание. Проклятая.
Суставы болят бесконечной, нестерпимой болью, впрочем, как и спина, не разгибающаяся, как от постоянной тяжелой ноши. Может быть от работы?
Олеся, смотревшая из окошка своего сна на мучения сестры, подумала, что узницы своих грехов работают на стройке. Двигают плиты, носят камни, разбирают старые постройки. Труд не женский. Стон простуженных, осипших голосов доносится