Мария Каллас. Дневники. Письма. Том Вольф
многие из них, во времена «Фиделио», ходили пешком от Пирея до Акрополя (настоящее безумие, – кто знает Афины, тот поймет), наплевав на немецкие облавы, просто чтобы меня услышать. Их слова согревали мне душу: в то время, как вы помните, я думала только об учебе и о том, как заработать на жизнь, эксплуатируя свой природный вокальный дар, и даже не осознавала, что постепенно росла моя слава и популярность у публики. Воодушевившись таким признанием, я набралась мужества и решила завоевать себе место в Нью-Йорке. В конце концов, – повторяла я себе, – я певица, у которой за плечами семь лет напряженной карьеры. Я наивно надеялась, что найду ангажемент[21]. Но кто в Америке знал бедную маленькую Грецию? Кто захочет прислушаться к девушке двадцати одного года? Вскоре я с горечью поняла, что придётся начинать всё сначала.
В те дни, слоняясь без дела, я часто заходила в аптеку к отцу, и именно там ее владелец однажды познакомил меня с бывшей певицей, которая пригласила меня к себе, чтобы я послушала ее учеников и высказала свое мнение. Я проводила у нее по три-четыре часа каждую субботу; иногда помогала ей, давая советы ученикам. Помню, как-то в одну из этих суббот – незадолго до Рождества – некто Эдоардо Багарози зашел навестить эту бывшую певицу, его приятельницу, и поздравить ее с наступающим. Меня попросили спеть. Внимательно послушав меня, Багарози предложил мне принять участие в его оперном сезоне, с рабочим названием «United States Opera Company» – «Опера Соединенных Штатов». Он обещал, что я буду примадонной в «Турандот», и, возможно, также в «Аиде»[22].
Тем временем мне удалось записаться на прослушивание в Метрополитен; но мы не сошлись во мнениях с дирекцией, предложившей мне партии, на мой взгляд не подходившие мне в то время, а именно «Фиделио» (я не хотела петь по-английски) и «Баттерфляй», от которой я твердо отказалась, будучи убеждена, что слишком «пышная» для этой роли[23]. Я и на самом деле весила восемьдесят килограммов, а восемьдесят килограммов – это многовато, хотя и не слишком, для женщины ростом 1,72 метра[24]. Я получила и другие предложения, и от них тоже решила отказаться, и тогда Эльвира де Идальго рекомендовала меня Романо Романи, педагогу знаменитой Розы Понсель[25], который на мою просьбу об уроках ответил: «Не вижу в этом необходимости, вам сейчас главное работать.» Меня также прослушал бедный маэстро Мерола из Сан-Франциско, и осыпав меня комплиментами, завел хорошо мне знакомую песню: «Вы так молоды… как я могу рассчитывать на вас… какие у меня гарантии… «И заключил свою речь такими словами: «Сначала сделайте карьеру в Италии, тогда я вас ангажирую». – «Спасибо, – ответила я, огорченным и раздраженным тоном, – от души вас благодарю, но, когда я сделаю карьеру в Италии, вы наверняка мне больше не понадобитесь.»
Я хорошо помню, что в то время не вылезала из кинотеатров, но не из любви к кино, а просто чтобы не сойти с ума от мучительных мыслей о своем неопределенном будущем…
Приглашение выступить в опере или концерте.
Партии принцессы Турандот в одноименной опере Пуччини и Аиды в одноимённой опере Верди весьма трудны для исполнения, петь их в начале карьеры – довольно рискованный шаг, говорящий о смелости Марии Каллас и ее уверенности в своем мастерстве.
Из любви к правдоподобию, потому что в опере Пуччини персонаж Чио-Чио-Сан – хрупкая японская девочка.
Мария Каллас будет весить на двадцать пять килограммов меньше, когда, наконец, выступит в роли мадам Баттерфляй в Чикаго в 1955 году.
Роза Понсель (1897–1981) – драматическое сопрано, одна из величайших певиц ХХ века. Она дебютировала в Метрополитен-опера в спектакле с Энрико Карузо. Несмотря на некоторые проблемы с верхними нотами, она была одной из главных звезд этого театра на протяжении 19 сезонов.
26 декабря 1931 года Мария Каллас слушала радиотрансляцию спектакля «Норма» из Метрополитен с участием Розы Понсель. Это была вторая за историю МЕТа радиотрансляция и, вместе с рождественской атмосферой Нью-Йорка 30-х, она наверняка несла в себе ощущение настоящего живого чуда.