Мария Каллас. Дневники. Письма. Том Вольф
страницу за страницей, смакуя запах типографской краски и разглядывая шрифтовые изыски. Альбом о Марии Каллас, самой великой оперной диве ХХ века. Свои электронные ридеры припасите для звезд попроще. По статусу Каллас полагается только люкс ручной работы, только величественная тяжесть фолианта, который уже на выходе объявлен был библиографическим раритетом. По редакторской привычке ищу, кто же автор? И натыкаюсь на имя, которое мне ничего не говорит, – Том Вольф. Сразу представляю себе седого дедушку, который в юности слышал Каллас, а после этого долгие годы не мог отделаться от наваждения детства. Но это еще не все.
В Париже осенью 2017 года открылась большая выставка, посвященная Марии Каллас. Место новое, еще не слишком обжитое, называется La Sien Musicale – большой музыкальный комплекс, куда от центра на метро добираться не меньше получаса, а на такси по парижским пробкам и того дольше. Но ради Каллас можно преодолеть и не такие расстояния.
Приезжаю, подхожу к афише, чтобы пробежать глазами, кто куратор выставки, и снова – Том Вольф. Откуда он взялся? Сколько ему лет? Кем приходится певице? Каллас умерла больше 40 лет назад. Наследников у нее не было. Кто сейчас будет во всем этом рыться, искать улики, приводить доказательства, жить страстями, угасшими еще в прошлом веке? Но появляется некий новый Вольф. И вот фолиант в коробке, и выставка, и великое имя Марии Каллас снова не сходит с афиш, с журнальных и газетных полос. Ее много. Отовсюду доносятся ее небесные трели. И это заслуга Тома Вольф.
Мы все в той или иной степени заложники придуманных мифов. Людям привычно жить в окружении легенд, знакомых с детства. Их тайное покровительство и постоянное присутствие подменяет нам зачастую живые связи и подлинное общение. Маленькие домашние алтари в их честь, разные годовщины и дни памяти – это попытка отстраниться от реальности, которая нестерпимо груба, попытка приблизиться к абсолюту, как бы далеко он ни обретался и ни был недоступен. Поэтому пафос сохранения и сбережения культуры мне лично хорошо понятен. Но тут какая-то совсем другая история. История страсти исследователя и биографа, которая буквально захватывает тебя сразу, как только ты переступаешь порог первого полутемного зала и идешь по извилистому лабиринту судьбы Марии Анны Софии Кекелии Калогеропулус, известной под именем Марии Каллас. И дело не только в изысках дизайна и содержательности экспозиции, хотя все было подобрано с огромным вкусом и дотошной музейной тщательностью: вот свидетельство о рождении, вот первая афиша с ее именем, вот фото, на которой она выглядит аппетитной толстушкой в белой нейлоновой кофточке. Типичная секретарша в офисе средней руки. Неужели она была такой когда-то? Да была. И впервые вышла на сцену, наряженная в какие-то бесформенные балахоны или утопающая в кружевной пене по оперной моде тех лет, похожая в них на всех провинциальных примадонн разом. Но голос…
В этом, на мой взгляд, и состояло главное know how выставки: ты подносишь маленький транзистор к узкой щели в стене, и у тебя в наушниках начинает звенеть и