Блаженная утопия молодости. Только для сумасшедших. Жан-Жан
не потребуется много времени, чтобы понять, что это за тип такой, этот Коста. Но подождтие-ка…
Сегодня, как мне кажется, двадцать какое-то января. Больше я не слежу за календарем. Даты заменили мне сны, и эти сны – островки времени. Сейчас я нахожусь в комнате, в той самой комнате, с которой все и началось; впрочем, вспомнить, началось ли все именно с этой комнаты, или с какой-нибудь другой, не представляется теперь возможным. Я, как и все, вмазан по самые яйца. Ничего такого уж необычного и не происходит, а мне так хорошо, так прекрасно; никакой там лишней хреновины, никаких картинок: так, туман просто, разноцветный водоворот – я в нем, он во мне. Полумрак создается огоньком из баллона со сниженным газом: смесь пропана, бутана и пласта сознания – от каждого по кусочку. Вокруг переливается музыка, перекатывается, вздрагивает и успокаивается. Вокруг существует целая система из обилия самых разных колонок, и потому музыка перемещается из угла в угол, взлетает к потолку, потом падает и отскакивает от стены до стены. Музыка брызжет, изобилует всевозможными оттенками, воцаряется и утверждается в правах своих. И никакой писк, никакой шорох не способен этому воспрепятствовать.
Сначала играет TROUBLE ANDREW. LUV WILL TEAR US APART. Только что я выдал вам информацию, которую необходимо понять. Каждый из нас, кто прежде слышал эту песню, связывает с ней исключительно самые теплые воспоминания: белый дым от майских садов, выкуренных дотла. Синтезаторное вступление подходит к концу; мелодия то удлиняется, то расширяется, съеживается, укорачивается, на горизонте показываются мириады толчков, крохотные звуки, которые должны будут пройти сквозь меня, не задев. Внезапно, музыка приобретает вдруг невиданные размеры: я не могу понять, воцаряется ли здесь музыка или воцаряется призрак? Повсюду слышатся крики, запах гари. Смерть незримо витает над нашими головами. И, если это действительно смерть, то только смерть в Гуччи: с Гуччи косами, в Гуччи плаще, в Гуччи тапках.
Следом играет Rocky. Эти буквы необходимо высечь изумрудной, янтарной и рубиновой краской. Это самый дорогой камень, и ему всех цветов будет мало. И, хотя песня L$D довольно специфична, такая размолвка не может послужить помехой: все любят Rocky; все любят L$D.
Все остальное – вещи довольно посредственные. Разве что Вера и ее обнаженное тело. Этот сон, устилающий действительность. Она была тем огнем, который предвещал нам огромный пожар. Я не знаю, кто именно забрызгал ей платье своей личной, фактически именной жемчужной грязью. Теперь эта грязь будет мерещиться мне повсюду: она свисает с потолка, скатывается со стен, она смотрит на меня со всех сторон, и я ее сторонюсь. Не в пример другим я взволнован; ведь мне-то удалось пережить настоящее приключение. Не то чтобы какая-то одушевленная субстанция, но вполне себе живая история. Я снимался с места на место, перелетал моря, я углублялся в бетонные чащи и каждый раз оставлял позади множество лиц. У меня были женщины, я целовался с мужчинами, но нигде и ни