Хохол – родимый край. Василий Николаевич Грибанов
дядя и говорит: «Беги домой, отец пришел». Я прибежал домой, действительно, отец был дома. Он меня взял, поднял, прижал к груди и поцеловал в щечку. Через восемь месяцев я снова увидел отца. Перед уходом на войну отец мне купил коньки-снегурочки с ботинками. Я, конечно, был рад, у ребят ни у кого таких коньков с ботинками не было. Это я отвлекся. Полк, в котором воевал отец, остановился где-то в Гремячьем или Староникольском. Командир полка отпустил отца на трое суток.
Началась война, Россия не была готова к ней. Не хватало ни оружия, ни обмундирования. Отец пришел в своей гражданской одежде, которая обветшала и пришла в негодность. Дома он переоделся в свою одежду, поменял брюки и обувь. У него была гимнастерка ярко-зеленого цвета, что я хорошо запомнил. Три дня пролетели быстро. Мама насушила сухарей, и отец отправился в свою часть. Провожали отца мама и старшая сестра до матренской границы, там попрощались, помахали друг другу рукой, поплакали и пошли домой. Это была последняя встреча. Я провожал отца до шоссейной дороги, и меня отправили домой, сказали: далеко, ты не дойдешь. Напоследок отец взял меня на руки, прижал к груди, приласкал и как бы дал наказ: расти большой, слушай мать. Отец несколько раз поворачивался, махал рукой – я в ответ тоже махал. Я долго стоял смотрел, пока они не скрылись из виду. Потом я пошел домой к бабушке.
Весна прошла, настало лето, у нас снова трагедия. Маме вручили повестку – явиться в военкомат такого-то числа. Это был конец июня 1942 года. Сестра, поскольку она старшая, ходила провожать маму. Она рассказывала, что их выставили строем около МТС, ныне сельхозтехника, перед этим дали попрощаться, поплакали, конечно. Потом дали команду «шагом марш», и они пошли строем, помахав на прощанье. Мы остались с бабушкой. Мама была беременной в это время, срок – три месяца. Их призвали для рытья рвов и окопов. Мама пробыла там меньше месяца. Она рыла окопы, и ей сделали снисхождение по беременности, а другие рыли рвы танковые. Наши войска потеснили немцы, они стали отступать. Видимо, заметив скопище людей, ночью их лагерь начали бомбить. Бежали в поле, кто куда, в разные стороны. Когда бомбежка закончилась, самолеты улетели, поняли, что-то надо делать, нужно спасать свою жизнь. Куда идти, они не знали, так как были совсем неграмотные. Тогда мама говорит подруге: «Пошли на гудок паровоза». Шли всю ночь, где-то к полудню дошли до железнодорожных путей. У проходящего паровоза узнали, куда ближе идти на станцию. Пришли на станцию – народу полно. Идут военные эшелоны, никого не берут. Что делать? Тогда мама снимает тонкий платок, делает кольцо, надевает на шею и просовывает туда руку, как раненая. Подошел военный эшелон, мама стала проситься, чтоб взяли. Он спрашивает: а вам куда? Нам надо до Воронежа. Начальник поезда говорит: нельзя, не положено. Мама стала его Христом Богом просить, чтоб взяли: «У меня двое детей, мать старенькая, 75 лет. Дорогой, родненький, миленький, возьми, пожалуйста». Видно, разжалобила его – ладно,