Хохол – родимый край. Василий Николаевич Грибанов
на своей «эмке» ездил к больной сестре, осмотрел, дал таблетки. И пока были таблетки, крестная жила. А когда закончились таблетки, ее ноги наполнились водянкой, и она ушла из жизни. С лета 1942 года она прожила по декабрь 1943 года включительно, т.е. полгода года. Первая партия немцев была недолго, около месяца. Вторая партия приехала в нашу деревню осенью, уже был убран урожай с огорода, и картошка хранилась в погребе. Враги вели себя дерзко, злые были, видно, понюхали русский порох. Появлялись пьяные, выйдет такой, вынимает пистолет и начинает стрелять.
На этот раз нам не повезло, нас выгнали из дома. Зашли несколько немцев, осмотрели дом, двор, зашли в хату и маме говорят «век», т.е. вон из дома. Мама собрала вещи, и мы ушли жить к дяде, отцову брату – мама, сестра и я, а бабушка ушла жить к соседке бабушке Кате, у них было место на печке. А у дяди семья была большая, места не хватало даже на полу. Лавки и печь – все было занято. Дядя был инвалид войны, сказал, как зайдут немцы в дом, вы охайте, что мы и делали. На двери немцы из-за этого прикрепили табличку, и в дом никто не входил.
Настал вечер, пастух пригнал коров домой. Наша корова зашла во двор в свой хлев. Мама взяла ведро, и мы с ней пошли доить корову. В это время вышел немец с автоматом, наставил на нас, кричит «сапромент». Я не знаю, что это за слово. У мамы выпало ведро из рук, мы стоим рядом, держась за юбку. Вышли другие немцы, офицеры, и говорят: «Матка, нихт», значит, сюда нельзя заходить. Мы забрали корову и отвели соседке бабе Кате. И потом, когда корова шла из стада, мы ее встречали и вели в соседний двор.
Вторая группа немцев прибыла в село Хохол осенью. Урожай уже был убран и хранился в складах и погребах. На подпольной работе остались Василий Исаев и Григорий Турищев. Когда им стало известно о приближении немцев, они подожгли склады с зерном, чтобы продовольствие не досталось врагу. Но, как говорится, народ не остановишь, люди гасили огонь и забирали зерно себе.
Мама с сестрой тоже ходили за зерном. Как рассказывает сестра, которое горит зерно, сбрасываешь, а внизу хорошее, его забирали себе. Да сколько на себе можно унести, мы от заготзерна жили далеко, 3 км.
Колхозы практически развалились, нужно было спасать крупнорогатый скот. Огромные стада по нескольку сот голов, гнали в Сибирь. Первую группу коров погнали двое – дядя Ваня и тетя Арина, а вторую тетя Варя, с кем, не помним. Сестра только говорила, что где-то через месяц они вернулись домой. Слабых телят не брали, они бродили бесхозные. Где были старики, они резали телят и ели мясо. Мы с сестрой взяли одного теленка, а зарезать некому было. И мама говорит: «Что ж мы его будем зря кормить, а то еще донесут и посадят». И мы выпустили теленка на волю.
Когда нашу деревню заняли немцы, сразу было видно, что они собираются здесь задержаться надолго. Они сразу местное население заставили рыть окопы. При этом никаких меж не соблюдалось, неважно, чей там огород, лишь бы был свободный