Бог бабочек. Юлия Пушкарева
линии твоей шеи, на губы, на критичный прищур – боюсь, что наброшусь. Или упаду на спину и буду умолять, чтобы набросился ты.
Но, во-первых, котики Ярцевых вряд ли готовы к такому зрелищу.
А во-вторых – это лишило бы нас самого изысканного из пиршеств.
– Сильнее согни ноги. Ближе сюда, – помолчав, велишь ты; твой придирчиво-капризный тон злит меня – и распаляет ещё сильнее. Хочу победить. Быть такой, чтобы ты желал меня хотя бы сотой долей моего желания; чтобы тебе было не к чему придраться. Быть твоей сукой – не на словах. – Не опирайся о диван… Вот так.
Замахиваешься, подносишь ладонь к моему лицу; глотаю запах дыма с твоих пальцев…
И – понимаю.
Почему я не поняла раньше? Как могла не догадаться? Это же самое простое, самое очевидное. Куда очевиднее всех моих – и наших – странных фантазий.
Слишком абсурдно. Слишком унизительно. Очищено ото всех остатков уважения и заботы. Так не подходит нашей истории; и – идеально подходит.
Впервые представляю, как ты делаешь это со мной; представляю, что ты можешь сделать это уже через секунду. Жарко; трясёт; я таю и истекаю влагой, как беспомощная льдинка на солнце.
Почему же ты останавливаешься?..
На дом падает тьма, потрескивающая, как перед грозой; каждый миг длится дольше минуты. Замахиваешься снова – резкий чирк по воздуху – и опять удерживаешь руку в сантиметре от моего лица. Почему ты останавливаешься?!
Хочу. Бей.
Грустно улыбаешься и шепчешь:
– Смелая…
Ты думал, что я отвернусь? Вздрогну, закрою глаза? Смотрю в твои – твой взгляд по-змеиному неподвижен, и зелёный блеск чешуи завораживает.
Замахиваешься опять – и бьёшь.
Чуть сильнее, чем я ожидала, – голова отлетает к плечу. Эхо удара долго звенит в воздухе; щека вспыхивает хлёстким жаром.
Раскроившая небо молния.
Слишком абсурдно. Слишком унизительно.
Совершенство.
Поворачиваюсь другой щекой; от дрожи едва могу выдавить:
– Мой господин… Пожалуйста.
Молчишь, раздумывая. Наклоняешься так близко, что твоё сахарное от колы дыхание вползает мне в рот.
– Уверена?
– Да. Прошу тебя.
– Скажи это. Скажи вслух.
– Ударь меня… по другой щеке. Пожалуйста.
С усмешкой отстраняешься. Словно забыв обо мне, почёсываешь лобик спящему котёнку. Провожу пальцами по щеке – до сих пор горит. Не застонать всё сложнее.
– М-мой господин?..
– Нет. Пока рано… Волосы!
Бросаюсь на четвереньки и рвусь к подоконнику; ноги гудят, и я больно сбиваю колени – но замечаю это как-то отстранённо, точно они не мои. Это не может помешать мне.
Помешать заслужить ещё одну твою пощёчину.
Если бы я знала, что это вот так, я бы мечтала об этом с семнадцати лет.
– Хорошо… Там есть календарик с дельфинами. Неси его сюда и положи к моим ногам.
Повинуюсь; кошка-мать, теперь возлежащая на подоконнике, смотрит