Бог бабочек. Юлия Пушкарева
прикусываю щёку изнутри, чтобы не закричать. Твоё лицо мерцает, ускользая от меня – мы вместе падаем в реку времени.
(«…Ты недостойна меня».
«…Хочу делать тебе больно».
«…Каково это: любить человека, который не хочет существовать?»
«…Она меня чувствует, а ты нет».
«…Хочешь, позову её сейчас и трахну – лишь бы никогда больше тебя не видеть?!»
«…Как же ты меня заебала!.. Давала всем подряд, как шлюха, как только я перестал общаться с тобой!»
«…Ты всё равно сюда не приедешь».
«…Я люблю тебя вопреки»).
«Я люблю тебя».
Нет. Такого я никогда от тебя не слышала.
Или?..
– Пульт.
Мир озаряется новым светом. Лицо горит и ноет; забираюсь к тебе на колени, прижимаюсь грудью к груди. Обнимаешь меня за талию, гладишь; жадно впиваюсь пальцами в твои плечи. Меня так колотит, что трудно сидеть. Мы полностью одеты, но происходит что-то смелее, запретнее, божественнее самого разнузданного секса. Ты словно пишешь по мне, окуная пальцы в чернила.
Гладишь сильнее, чувствуя мою дрожь.
– Ну, чего ты, глупенькая?.. Испугалась?
Трясу головой. Слёзы капают с моего подбородка тебе на футболку и шею; ловишь на кончик пальца одну из них, как дождинку. Улыбаешься – лучисто и мягко, будто пощёчины привиделись мне в бреду.
– Ты молодец… Я тобой доволен. – (Гортанный бархат твоего голоса окутывает теплом. Гладишь меня по щекам, бёдрам, спине, притягиваешь к себе вплотную. Чувствую тебя всем телом; всхлипываю, блаженно закрывая глаза. Я по-прежнему жажду тебя, но уже обессилена. Слишком много для жалкой смертной; слишком близко к огню для бабочки). – Покорность должна вознаграждаться… Ну-ну, не плачь! Хорошая девочка. Как тебя поощрить? – (Утерев мне слёзы, заглядываешь в лицо. Смотришь с умилённым, смешливым сочувствием – как на ребёнка, которому пригрозили, что ёлки на Новый год не будет, а он – глупышка – поверил). – Проси, чего желаешь. Ты заслуживаешь этого.
– Мой господин, я…
– Проси! Это приказ.
Гипнотические, вкрадчивые волны твоего голоса вновь сменяет сухая непреклонность. Сглатываю слюну.
Я прекрасно знаю, чего хочу, но – можно ли так дерзить? Рискованно. Часто ты не воспринимаешь всерьёз эти чувственные мелочи. Можешь посмеяться надо мной, или сказать, что я ханжа, или обвинить в неуважении…
Смотрю на твои приоткрытые губы.
К чёрту.
– Пожалуйста, поцелуй меня.
Улыбаешься. Твои зрачки расширяются – тьма подступает к лесу.
– Куда?
– В шею… – перевожу дыхание. – Поцелуй, а потом укуси.
Мурашки от твоего выдоха щекочут мне шею и мочку уха. Хочется видеть, но ещё больше – ощущать; выбрать трудно – но всё-таки я выбираю второе. Откидываю назад голову и закрываю глаза.
– Сюда?
Мычу что-то невнятное. Ты целуешь меня – так влажно, тонко и горячо; проходишься раскалённой иглой и шёлком. Кончиком языка упираешься в бьющуюся венку; моргаешь, и кожу дразнит лёгкое касание твоих ресниц.
Со стоном крепче обнимаю тебя