Дердейн: Асутры. Джек Вэнс
С другой стороны, что мы могли бы предпринять, даже если бы захотели? Уже сейчас нам не хватает людей и ресурсов».
«В Каразе слухи дрейфуют по течению рек. В портах моряки узнают обо всем, что делается в глубине континента. Полезно было бы послушать, о чем толкуют у причалов и в прибрежных тавернах, какие вести привозят каразские суда».
«В этом есть смысл, – кивнул Аун Шаррах. – Я прикажу собрать сведения. Трех дней должно быть достаточно – по крайней мере для того, чтобы составить общее представление».
Глава 2
Тощий, смуглый, нелюдимый сорванец, сам себя назвавший Гастелем Этцвейном,1 превратился в молодого человека со впалыми щеками и горящим, пронзительным взглядом. Когда Этцвейн играл на хитане, уголки его рта приподнимались, сообщая обычно угрюмым чертам оттенок поэтической меланхолии, но по преимуществу он был человек спокойный, внешне даже необычно сдержанный. Близких друзей у него не было – кроме, пожалуй, старого музыканта Фролитца, считавшего Этцвейна помешанным…
Уже на следующий день после посещения Палаты правосудия Этцвейн получил известие от Ауна Шарраха: «Расследование дало неожиданные результаты – уверен, что вас они заинтересуют. Жду вас в любое время».
Этцвейн немедленно отправился в Разведывательное управление.
Аун Шаррах провел его в помещение с высоким сводом под куполами шестого яруса. Линзы световых колодцев из водянисто-зеленого стекла полутораметровой толщины смягчали лавандовый свет солнц, насыщавший цвета огромного ковра работы мастеров Глирриса. Посреди зала на низком круглом столе семиметрового диаметра покоилась массивная рельефная карта. Приблизившись, Этцвейн обнаружил удивительно подробное изображение Караза. Горы, вырезанные из бледного янтаря, добытого в кантоне Преданий, были инкрустированы кварцем, изображавшим снега и ледники. Серебряными нитями и лентами в долинах, выложенных лиловато-серым сланцем, к морским берегам струились реки. Леса и болота были представлены зеленым бархатом различных оттенков, с пушистым длинным и гладким коротким ворсом. Шант и Паласедра лишь намечались очертаниями берегов с южного и восточного краев.
Аун Шаррах медленно прохаживался у северного края стола. «Вчера вечером, – сказал он, – местный дискриминатор2 привел в управление матроса из Жирмонтских доков. Моряк поведал исключительно странную историю. Ее рассказывали горнодобытчики, спустившиеся на барже в Эрбол – это здесь, в устье Кебы». Шаррах нагнулся и опустил палец на карту: «Баржа привезла вулканическую серу отсюда, – Шаррах прикоснулся к излучине реки в трех тысячах километров выше по течению. – Район этот называется „Бурнун“. Где-то здесь, на берегу Кебы, поселок Шиллинск – на старой карте он не значится… В Шиллинске владелец баржи говорил с торговцами-кочевниками с Запада, из-за гор – они спустились с перевала Кузи-Каза, кажется,
Среди хилитов Башонского храма каждый чистый отрок выбирал себе имя, символизировавшее его надежды на будущее. Гастель был древний герой-авиатор, Этцвейн – легендарный музыкант. Такой выбор примеров для подражания шокировал и разгневал Оссо, духовного отца Этцвейна.
Дискриминаторы (на шантском языке – «ави стиои», в буквальном переводе – «тонкие ценители» или «внимательные наблюдатели»): когда-то так называли инспекторов, нанятых гарвийской Эстетической корпорацией. Со временем, однако, дискриминаторы постепенно стали выполнять функциb кантональной полиции. Этцвейн и Аун Шаррах способствовали дальнейшему расширению круга их обязанностей.