Преодоление. В. Тюпский
укрыться в тени, только ветер лютый. То песок летит, а то колючий снег забирается под одёжку. Засыпет вас не песком, так снегом!
Летом жарче чем в бане! Напиться негде, дышать нечем! Жара нестерпимая! Хоть глаза прогляди, вокруг ни души!
А то ещё злодеи на маленьких конях заарканят, и поволокут по песку, аж пыль поднимется. Живой останешься, привезут до своего кошта15, скалятся, плюют, бьют камчой16. А потом привяжут за хвосты двум конякам, и пустят их куда глаза глядят.
Вот и отжил человек! Говорят, что они не хотят чтобы на ихнюю землю заходили чужие люди!
Хлопцы попритихли, не слышно было даже как они дышали.
Заговорил Ефим:
– Да неужели такое может быть!?
Хозяин посмотрел в упор на Ефима и деловито сказал:
– Бывает парень и такое! Но если вам повезёт, то встретите добрых людей. Ходят туда караваны, да и охрана у них есть, и язык понимают ихний. Может с божьей помощью и доберётесь в те далёкие края, куда я и сам не знаю. Оттуда ко мне пока ещё никто не заходил!
Мужик был добродушный, знал много. Напутствовал беречь одежду и обувь, и запастись не только хлебом, но и водой. Говорил, что в зиму идти негоже, загините! Надо где-то на рубеже перезимовать. А там по весне идти дальше. Ходил и он до тех холодных степей. Повернулся и сказал:
– Ладно, с Богом, спите! Завтра ещё поговорим.
Усталые путники наслушавшись рассказов долго не могли сомкнуть глаз. Но всё-таки сон одолел их, и они стали дружно похрапывать.
Рано утром, выезжая со двора, хозяин простился с хлопцами, набожно перекрестил их и сказал:
– С Богом добрые люди! Бог даст вам повезёт! Не забывайте мою хату.
Перекусив на дорогу, хорошо намотав портянки, хлопцы двинулись в путь.
Куда идём, что с нами будет? Каждый втайне думал свою думу. Вернуться домой сейчас, да засмеют ведь, здороваться никто не станет! Лучше сгинуть на чужбине, чем жить с позором!
Ефим тряхнул головой, как бы стряхивая с себя налетевшую грязь с промчавшихся коней и, улыбнувшись сказал:
– Эй, хлопцы, давайте запоём нашу весёлую.
Парни подняли головы, но петь никто не собирался. Село уже осталось вдали. Шли не так уверенно, как вчера.
Так и потянулись дни по пыльным дорогам, да впроголодь.
На полях уже созрели хлеба. Руки изголодались по работе. А в глазах тоска.
Обветрены лица, полопались губы, покраснели глаза от невылазной пылюки. У Петра сапоги уже стали расползаться. Он тяжёлый был на ногу. Мать ему говорила:
– Петя, береги обувь, ох как она пригодится тебе в дороге!
Была ещё и новая, но все берегли её про запас, кто знает что будет?
И вот как-то под вечер усталые, голодные, еле брели. Пропахшие дорожной пылью смешанной с потом, только глаза светились, да скулы ярче очерчивались на загорелых лицах. Вошли в село.
Из-за поворота выехала телега, нагруженная снопами пшеницы, за ней другая, третья. Впереди шёл крепкий, плечистый, русоволосый мужик.
– Цоп! –
Кошт – стоянка кочевников, кишлак.
Камча – плеть кочевников киргизов.