Клинки и крылья. Юлия Пушкарева
как у змеи, – чуть не оцарапал ей щёку… В голосе бескрылого звучало искреннее сочувствие; вот только теперь – после кентавров, Двуликих и грифов, после загадок Хнакки и Эоле – Тааль тяжело было поверить в любую искренность. – Обязательно привыкнешь. Новое тело – это всегда испытание.
– Дайте мне, пожалуйста, руку… – всё-таки осмелилась попросить она, обнаружив, что голова заново начинает кружиться. – Мастер Фаэнто, ведь так?
– Так, – он с готовностью пошёл рядом, ради неё замедляя шаги. – Но друзья когда-то звали меня просто Фиенни.
Фиенни. Точно трель закатной песни – той, что так дивно даётся матери.
Мать… Тааль закрыла глаза, отгоняя воспоминание о ночном бдении и разговоре с ней. Слишком больно вспоминать об этом, даже зная, что всё – плоды колдовства песчаного старика Хнакки и, возможно, самих тауриллиан. Больно и унизительно: они надругались над самым дорогим для неё, над печалями и радостями родного гнезда. Всю свою недолгую жизнь Тааль стыдливо, как любая майтэ, прятала свои раны – а они, смеясь, погрузили в них пальцы, содрали тонкую корочку…
Тааль надеялась, что мастер Фаэнто непричастен к бдению и трём загадкам Хнакки, а тем более – к тем испытаниям, которые чуть не прикончили её раньше. Почему-то, идя с ним бок о бок, она ощутила, что ей очень важно это знать.
– Фиенни – как хорошо звучит. Музыкально.
Он шутливо поклонился.
– Высшая похвала от майтэ. Я польщён.
Тааль нерешительно улыбнулась. С ним рядом было хорошо. Она растерялась, обнаружив это в себе: ей потребовалось не так уж мало времени, чтобы привыкнуть, например, к Гаудрун и Турию. А полупризрачного человека, бредущего рядом, она видит впервые в жизни – но с ним рядом так легко, будто они знакомы целую кучу солнечных кругов…
– Я должна знать, что случилось с моими друзьями, Фиенни. Вы расскажете мне? Почему их здесь нет?
– Потому что это место не для смертных. Для тебя сделано огромное, потрясающее исключение, – без всякого выражения пояснил он.
– Но где же они тогда?
– Вероятно, там, где хотели оказаться. Тауриллиан умеют дарить желаемое.
Тааль искоса посмотрела на него. Было непонятно, говорит он серьёзно или горько насмешничает.
– Со мной был кентавр-звездочёт, Турий-Тунт, который оставил свой садалак, чтобы идти со мной на юг.
Она снова покачнулась, не устояв, и Фиенни стиснул ей локоть; даже в этом простом движении он ухитрился показать не снисходительность, а заботливое уважение.
– Впечатляющее доверие, – убеждённо сказал он. – Для любого кентавра порвать связи с садалаком – значит нанести себе неисцелимую рану.
– Да, – Тааль кашлянула: ей сдавило горло. – А теперь я даже не знаю, жив ли он… И ещё со мной летела майтэ, моя подруга из гнездовья у Алмазных водопадов. Она искала своего маленького брата, которого тауриллиан угнали в свои земли…
За второй стеной им открылась широкая, мощённая фигурной плиткой