Синхронный ирий. Дмитрий Григорьевич Захаров
невразумительными словами и заиканиями, замираниями и дрожью. И если бы взгляды могли говорить, то они бы всё равно ничего не сказали, ибо говорить об этом невозможно. Я ел два белых шарика мороженного с миндальным орехом, разрезанным вдоль в земляничном варенье и зерном кофе, будто бы простреленным микроскопической пулей – и всё это создавало неповторимый вкус виртуальной саванны и тропических сумерек в окружении белого шоколада, плавящегося под ультрафиолетом пальцев и инфрапурпуром взгляда. Алая мандорла, через которую проходило моё лицо, излучала свет ангела и бодхисатвы, и тело становилось нитеобразным и лёгким, как паутинка бабьим летом; пространство сияло, как лавина сапфиров, готовая поглотить вечность и длительность; рассекалась на неравномерные полосы, как поцелуи невпопад и везде – и это за глухими стенами в замкнутом пространстве, уходящем так глубоко, так глубоко, что невозможно пройти через его чёрную скважину – только остановиться и ждать, ждать неведомо чего и чего-то ждать и не надеяться, застыть прозрачным волнением и по спирали уходить в пучину, растворяясь падать и обретать плазмоидную форму ускользающего и неизменного.
Почему просто не жить как миллионы людей: работать, растить детей, обустраивать быт? Быть недалёким, но вполне эрудированным и в общем и целом умным, интеллигентным, добропорядочным и правильным? В общем нормальным и среднестатистическим? Почему бы не – ведь это очень хорошо и приятно? Почему просто не жить как сотни писателей (или тысячи, но не миллионы – их не будет миллионы никогда)? Почему бы не писать по-литературному, а не по-биззаррически, по-идиотски, быть если не лауреатом, то во всяком случае твёрдым профессионалом, а не болтаться в любителях и дилетантах? Почему бы? А почему бы Зое сегодня не придти? Но вот же!
Литература – это всегда приключение: на любовном фронте, на военном, на политическом, на психологическом, на мистическом, на литературном – на любом. Но если нет приключения… Но вот у меня-то его как раз и нет. Просто обломок какого-то глоссового апокрифа. В литературе добро всё время побеждает зло, или как стало нынче модно, зло одерживает верх, но всё время кто-то с кем-то борется. Война – это воздух человека, и без неё ему невмоготу. А вот у меня никаких войн нет – ни борьбы, ни приключения, ни добра, ни зла, ни их синтеза, ни нейтралитета. Даже мужчина и женщина не вступают в борьбу в пресловутом любовном треугольнике. Зоя, Ирэн и я. И никакой борьбы. Никаких тебе тайн мадридского двора. Никаких победителей и побеждённых. Озлобленный бедняк вымещает свою ярость в том или ином виде на богатом добряке, тупица на интеллектуале, квазимодо на аленделоне, неудачник на счастливчике. А что им ещё остаётся? Потерпевшая сторона жаждет реванша, отвечает местью, которая часто превосходит по силе, коварству и беспощадности (если не сказать садизму) во много раз приченённый урон. И это называется борьба добра и зла. Два последних слова следовало бы взять в кавычки.