Осиновая корона. Юлия Пушкарева
здесь, миледи, – робко подала голос Савия. Младшая служанка передала ей фляжку Индрис, и она с благодарностью сделала глоток; в голубом свете Уна увидела, что рука у неё до сих пор дрожит. – Эвиарт пока не может ехать дальше.
Оруженосец лишь кивнул, морщась от боли. Индрис постучала согнутым пальцем по своему зеркалу, что-то прошептала (Уна заслушалась музыкальной фразой – словно трель певчей птицы) – и морщины на выпуклом лбу Эвиарта разгладились, а подбородок изумлённо отвис.
– Хотя, может, и могу… Да, точно могу, миледи. Мне резко стало лучше, – он покосился на Индрис и тут же смущённо отвёл глаза. – Почему-то.
Мать не то вздохнула, не то фыркнула.
– Мы в любом случае не можем провести тут всю ночь. Прости, Эвиарт – это почти самоубийство. Кто сказал, что нам попался последний отряд из этих… из них.
– Это ненадолго. К рассвету боль вернётся, – произнесла Индрис. В её тоне звучало вполне искреннее сочувствие, но она уже озабоченно всматривалась в заросли на холме – ждала сына. Уна тоже расслышала треск веток и негромкую речь, донёсшуюся оттуда. – Мне жаль, но пока я не могу сделать ничего большего… Наши лошади пасутся чуть южнее, вместе с вашими. Боюсь, нам придётся ехать.
– Нам? – с той же сладкой улыбкой переспросила мать. Ей всегда ужасно нравилось быть доброй и понимающей – но только до тех пор, пока кто-нибудь не начинал забываться. И только с теми, кто либо шёл ей навстречу, либо был безоговорочно выше. Колдунья с шевелюрой ягодного цвета явно не относилась ни к тем, ни к другим. Больше того: часто и Уна, и лорд Дарет к таковым тоже не относились. – Кто сказал, что вы поедете с нами? В Кинбралане не ждут Отражений. Спасибо за помощь – и позвольте нам предаться скорби. Поводов к ней предостаточно.
Треск веток стал громче, а Индрис и Уна вдруг заговорили хором:
– А кто сказал, что без нас вы доберётесь до замка живыми?
– Они должны поехать с нами, мама.
Ну, вот и всё. Она пошла против матери, поддержав колдунью. Уна постаралась не заметить, как Отражение прячет победную ухмылку, кашляя в кулачок… Этот маленький бунт почему-то её взволновал.
– Нирли! – позвал с холма мальчишеский голос. Из-за осин вприпрыжку сбежал сероглазый паренёк с зеркалом в руке; за ним, охая, тащился помощник конюха. – Аар на’эсте…
– О чём мы с тобой договаривались, Гэрхо? – недовольно перебила Индрис. Глаза её, однако, лучились любовью, а строгость в голосе была не очень убедительной.
Паренёк остановился на дороге, осторожно обойдя Эвиарта с Савией. Лицо у него было чуть вытянутое, с хитринкой; в свободной от зеркала руке он держал кожаный кошель, расшитый бусинами. Нетрудно догадаться, чей… Неужели этот подросток в одиночку справился с лучником-наёмником? Уне стало нехорошо.
– Я помню, ма, – смиренно отозвался он на ти’аргском. – Говорить при беззеркальных на их языке.
– При людях, – со смесью суровости и лукавства поправила