Кровь пьют руками. Генри Лайон Олди
Игорю сюда нельзя, здесь же куча… даже не народу, а просто – куча. Свалка. Мне за такое голову оторвут. Вернее, сама оторву, если с ним что-то…
– Адрес назову, Игорь. Но ехать вам сюда нельзя. Сейчас нельзя. Поверьте!
На этот раз с голосом экспериментирую я. Поймет?
– Хорошо, – в трубке слышен вздох. – Д-долго терпел, потерплю еще. Договоритесь, пожалуйста, о встрече. На завтра. Ладно?
На завтра? Как бы Неуловимый Джо Молитвин не вздумал вновь шутки шутить! Ну, нет! Не позволю.
– Договорюсь. Вас как-то представить?
– К-конечно! Будем д-дипломатами! – Игорь смеется, и я невольно улыбаюсь в ответ. – Скажите, что с ним хочет встретиться м-магистр.
– К-как? – оказывается, я тоже умею заикаться.
– Магистр – это маг по имени Истр. В честь речки назвали – Днестр которая. Не иначе, он там с водяными п-путался. И с русалками… Я ведь действительно м-магистр, причем именно по мифологии. В Праге дали, я там в университете защищался. У Ярослава Б-буриана. Который по унгвартариям книжку написал, помните?
Ага! И ложусь с ней, и встаю.
– Хорошо. Передам. Мне, Игорь, тут еще побыть придется, так что вы не скучайте. Телевизор сами найдете, компакт-диски в левом нижнем ящике стола.
– Спасибо! – кажется, он вновь улыбается. – Я тут зрение порчу – Лойолу в-вашего почитываю. Насчет т-трех степеней подчинения. Разб-бирался, испанец!
– Еще бы, – охотно соглашаюсь я.
Так оно и есть. Разбирался. Но даже если и нет, я не стала бы спорить с Игорем Дмитриевичем. Бог с ней, с истиной, пусть не рождается!
Этому тоже учил Первоиезуит. Мир дороже. Мир – и покорность. На том все и стоять должно.
Впрочем, меня бы он к себе не взял. И даже не из-за того, что я Эра, а не Эрик. Три степени покорности: повинуйся телом, повинуйся разумом, повинуйся сердцем. Хорошо придумано, но не для меня. Не умею. Хотя учили крепко.
Повинуйся телом: это когда бьют, приставляют к горлу осколок стекла, валят на дощатые нары, срывают клифт, вонью дышат в лицо. И ты повинуешься – телом, избитым, опозоренным, но еще желающим жить.
Повинуйся разумом: это когда годами работаешь под чужой личиной, выверяешь каждый шаг, жрешь горстями успокоительное – или пьешь по-черному по субботам, закрывшись на все задвижки. Повинуешься, потому что разум говорит: иначе нельзя, поводок крепок, намордник жмет, к тому же деньги – для нее, и для меня самой, той, что когда-нибудь сможет уйти из этой паутины.
Сердцем… Не знаю, не получалось. А может, и не пробовала. Не для кого было. Саша… Нет, и с Сашей тоже. Даже в постели, даже в тот миг, когда самая фригидная баба забывает обо всем, приходилось помнить: завтра надо писать очередной отчет об объекте Паникер. Я думала, что сердце когда-нибудь не выдержит – разорвется. Выдержало. Не выдержало Сашино – пуля пробила аорту…
…Нельзя, нельзя! Присесть, закрыть глаза. Валидол! Черт, дьявол, забыла! Вот о чем думать надо – о валидоле, а не о серых глазах и ямочке на подбородке…
Перед тем, как зайти в комнату, откуда слышался плеск и всхлипывания сестрички-истерички,