Рандеву. Борис Ильичев

      Как дует из щелей, как будто в этом доме

      зима себе нашла приют до лучших дней.

      Дом пуст, в нём никого нет, кроме

      замёрзших лар, вещей и их теней.

      Ноябрь шевелит на окнах занавески,

      И кажется, по ним скользит печальный взгляд.

      Здесь жили мы с тобой и хлебные довески

      делили пополам, и пили чай в пригляд.

      И я (иль призрак мой) бредёт по коридорам,

      на ладан дышит дом, а ларам невдомёк.

      Здесь времени следы причудливым узором

      свисают со стены, свой доживая срок.

      Ау! шепчу я юности далёкой,

      но только ветра свист в распахнутом окне…

      Дней частокол плывёт рекой глубокой,

      а жизнь моя как будто снится мне.

      В приватном пространстве запретной любви

      героям никак не сойтись визави.

      Друг к другу идут через тысячи верст,

      и каждый из них одинок, словно перст.

      В их душах мерцают печаль и тоска —

      к картине надежд не добавить мазка.

      Меж небом холодным и тёплой землёй

      в пространстве любви их недолог постой.

      С горой никогда не сойдётся гора.

      Их завтра похоже на их же вчера.

      Две пешки на поле вселенской игры,

      с небес им мерцают иные миры.

      Два маленьких сердца стучат в унисон,

      две маленьких жизни похожи на сон,

      в котором уже неразлучны они,

      а в вечности тают их ночи и дни.

      Ах, эти шалости ума!

      Игра в сомнения и муки,

      обид напрасных закрома,

      тоска в предчувствии разлуки,

      размолвок долгая зима.

      Ах, эти происки Судьбы!

      Аттракционы без страховки:

      то конь вдруг встанет на дыбы,

      затвор заклинит у винтовки…

      болты срываются с резьбы.

      Ах, эта страсть проникнуть в суть,

      взять перевал, дойти до цели,

      решить вопрос не как-нибудь,

      а чтоб зеваки онемели,

      и свой пройти достойно путь.

      Какой причудливый маршрут

      судьба порою выбирает —

      как будто ветер парашют

      уносит вдаль и вдруг стихает,

      а под тобою степи жгут.

      Когда воротишься назад – туда,

      Где был, спустя всего полвека,

      То ахнешь! – что творят года?

      меняют местности и человека,

      Так, даже страшно вспоминать.

      Кругом портреты бывших нищих,

      концы с концами сводит знать,

      домов и улиц не узнать.

      Бокал вина, в руках холодный грея,

      ты будешь всюду избегать зеркал,

      чтоб не увидеть Дориана Грея

      и в амальгаме времени оскал.

      И в прошлое плотней закрой окно,

      ушедшим ты не сможешь надышаться,

      но можешь паркам спутать волокно.

      Тогда оно ведь может и порваться.

      Мадам! Я знаю, Вы не любите стихов.

      Вы мне признались в том «сумняшеся ничтоже»,

      Как не люблю, мадам, и я чужих грехов,

      Тем паче тех, что на мои похожи.

      Но верю я, мадам, что Вам легко понять,

      Что от пера, как от грехов, не воздержаться…

      А, впрочем, смысла нет о том болтать,

      ведь проще написать, чем объясняться.

      В поэзии есть лирика, а в лирике недуг,

      известный всем весенним обостреньем,

      когда «зелёный дым, пернатых зов подруг» —

      Нам кажутся нездешним откровеньем.

      Зима и лето – каждая синдром имеет свой.

      Перечислять – запутаешься в штампах…

      Для каждого белья есть свой раскрой —

      к фигуре подогнать – удел талантов!

      Засим