Дочь палача и король нищих. Оливер Пётч
свете, льющемся в открытые окна, стала рассматривать маму. Наконец проговорила:
– Ты мне никогда не рассказывала, как впервые встретилась с отцом. Я про тебя почти ничего не знаю. Откуда ты родом? Кем были мои бабушка с дедушкой? Чем-то ведь ты жила и до отца.
Анна-Мария и вправду почти не рассказывала о своей прошлой жизни. Отец тоже не любил вспоминать свое солдатское прошлое. Магдалена смутно припоминала, что раньше мама часто плакала, а отец качал ее на руках и пытался утешить. Но воспоминание было слишком расплывчатым. По рассказам родителей выходило, что жизнь их началась лишь с рождением Магдалены. А прошлого будто и не было вовсе.
Анна-Мария отвернулась к окну и стала смотреть на Лех. Она точно состарилась на глазах.
– Много чего случилось с тех пор, как я подросла. И вспоминать мне об этом не хочется.
– Но почему?
– Не спрашивай. Когда-нибудь я, может, расскажу тебе больше. Но не сегодня. Пусть сначала отец из Регенсбурга вернется. У меня плохое предчувствие, – она покачала головой. – Он снился мне прошлой ночью. Дурной сон. Столько крови…
Анна-Мария умолкла на полуслове и засмеялась. Но смех получился искусственным.
– С ума схожу, как старая баба, – проговорила она. – А все из-за этого Регенсбурга, будь он неладен. Поверь мне, земли те прокляты. Скверные места…
– Прокляты? – Магдалена нахмурилась. – Что ты имеешь в виду?
Ее мать вздохнула.
– Ребенком я часто бывала в Регенсбурге. Мы жили недалеко от города и ходили туда на рынок с твоей бабушкой. Каждый раз, когда мы проходили мимо ратуши, мама говорила: вот, мол, кузня, где сильные мира войны куют. – Она на мгновение прикрыла глаза. – Без разницы, против турков или против шведов, мы, простой народ, всегда служили наковальней. И отцу твоему, как назло, именно в Регенсбург понадобилось!
– Но война ведь давно закончилась! – со смехом заметила Магдалена. – Тебе уже призраки мерещатся!
– Война, может, и кончилась, а шрамы остались.
Магдалена не успела спросить, что мама хотела этим сказать. Перед домом послышались громкие шаги и шепот.
А затем на улице разразился хаос.
Симон вымыл над ведром залитое потом лицо, застегнул сюртук, накинул плащ и осторожно вышел на улицу.
Молодой лекарь весь день провозился с чахоточными крестьянами, простуженными детьми и старухами в чирьях. Теперь, когда палач уже неделю как уехал из города, в дом Фронвизера в Курином переулке больные хлынули целыми толпами. В дополнение к этому отец Симона лежал в спальне наверху с жестоким похмельем и, в общем-то, сам нуждался в лечении. Поэтому у Симона дел было невпроворот, и лишь с заходом солнца он смог выкроить время, чтобы сходить к Магдалене. Ему просто необходимо было увидеться с ней – хотя бы для того, чтобы вместе обсудить угрозы Михаэля Бертхольда. Еще вчера они решили, что нужно пожаловаться на пекаря совету. Но сегодня лекарь засомневался, действительно ли это будет разумно с их стороны. Михаэль Бертхольд все-таки заседал в Большом