Дочь палача и король нищих. Оливер Пётч
поставил у позорного столба, высек розгами или даже пытал? Палач кивнул. Это показалось ему наиболее вероятным. Какой-нибудь пакостник получил по заслугам, а теперь снова узнал палача. Стражники схватили его, потому что он напал на одного из них. И любопытный крестьянин был всего лишь любопытным крестьянином.
Никаких заговоров – просто несколько совпадений кряду.
Куизль осторожно опустил мышь на пол и выпустил хвост. Шустро перебирая маленькими лапками, зверек шмыгнул к стене и спрятался в норке. В следующее мгновение что-то громко скрипнуло, и Якоб вздрогнул от неожиданности. Дверь в его камеру распахнулась, и палач зажмурился от яркого света.
– Можешь идти, баварец.
В дверях стоял начальник стражи с закрученными усами и в начищенной кирасе; жестом он велел палачу выходить.
– Хватит уже за городские деньги задницу отсиживать.
– Я свободен? – удивленно спросил палач и поднялся с грязного пола.
Стражник нетерпеливо кивнул и беспокойно забегал глазами. О причинах подобного поведения Куизлю оставалось только догадываться.
– Надеюсь, поостыл теперь. Будет тебе уроком, чтобы больше не связывался со стражей Регенсбурга.
С неподвижным, словно из камня высеченным, лицом Якоб протиснулся мимо стражника, поднялся по лестнице и оказался на свободе. Стояло раннее утро, но перед воротами уже выстроилась новая очередь. С корзинами и тележками в город стекались торговцы и ремесленники.
«А плотогон со шрамами среди них есть?» – подумал Куизль и оглядел мимоходом множество лиц, но ничего подозрительного не заметил.
«Хватит выдумывать, о сестре лучше позаботься».
Ни на кого больше не оглядываясь, Куизль зашагал прочь от башни и углубился в город. Из редких писем от сестры он помнил, что Элизабет с мужем жили в купальне недалеко от Дуная, прямо у городской стены. Теперь же, шагая по широкой мощеной улице, тянувшейся от ворот, палач вдруг засомневался, будет ли такого описания достаточно. В скором времени он уже не мог толком сориентироваться в непролазной толпе. Справа и слева высились четырехэтажные дома, и извилистые переулки, что через равные промежутки отходили от главной улицы, тонули в их тени. Иногда строения теснились друг к другу настолько близко, что между крышами едва проглядывало небо. Где-то вдали слышался колокольный перезвон множества церквей. Было шесть часов утра, но народу по главной улице сновало больше, чем в Шонгау в субботний полдень. Помимо богато одетых горожан, навстречу Куизлю попадалось немало бедняков, на каждом углу сидели нищие или покалеченные ветераны и тянули руки за подаяниями. Под ногами с визгом пронеслось несколько дворняг и два поросенка. Справа показалась громадная церковь, каменный портал ее, украшенный колоннами, арками и статуями, напоминал скорее вход во дворец. На широких ступенях в ожидании дня томились батраки и бездомные. Куизль решил спросить у кого-нибудь из них дорогу.
– Купальня Гофмана,