Сердце Отчизны. Софья Шиль
разве для этого приходил я к ним? Разве я не говорил, что достаточно двух слов на молитве? Разве я не проповедовал, чтобы молились в сердце своем?
– Что же Ты молчишь? Что же не раздается над головами безумцев благовест твоего заоблачного грома? Скажи им еще раз, что я – сын Твой возлюбленный, чтоб послушали меня.
Но небо молчало над безумием червонных лампад.
Тогда снова послышался голос Сидящего одесную:
– Напрасна была Голгофа и час смерти моей. Взгляни: сын человеческий, как встарь, стоит в рубище голодный и продрогший у стены, и напрасно протягивает костлявую руку. Стаи птиц летят к ночлегу, но сыну человеческому и ныне негде преклонить голову. Как во дни оны, так и теперь, пирует богач, а Лазарь тщетно молит о крохах хлеба и испускает дух свой у порога пресыщенного брата.
Голос умолк и снова в тоске заговорил:
– Ты думаешь, я забыл Голгофу? Забыл пригвождение на крест? Ты думаешь, я забыл, как молил Тебя в агонии своей: Боже мой, Боже мой! За что Ты меня оставил?.. Я умер, так и не услышав голоса Твоего. Так знай: в этом Городе я каждый день слышу мой вопль, вижу, как гибнут те, для кого я принял смерть раба.
Но небо молчало.
И снова послышался голос Сидящего одесную:
– Не может сердце мое терпеть далее. Невидимыми ступенями я вновь сойду с небес на темную землю. Я стану вновь проповедовать глухим и слепым, что они всуе произносят мое имя, что сердце их далеко отстоит от меня. Я буду дерзок и смел, я велю поставить высокие лестницы к их храмам, велю сорвать, как кожу с живого человека, это червонное золото глав, велю вычеканить из него груды монет, ибо люди мрут от того, что не на что купить им хлеба. Тогда все будут сыты, и я не увижу, как у самой паперти человек истекает кровью, потому что выпил нашатырного спирту, чтобы больше не бороться с нуждой. Я велю ссыпать жемчуга и изумруды, ненужную роскошь алтарей, в мешки и ящики, чтобы каждый мог опустить туда руку и взять сколько ему надобно, чтобы освободить свою душу для небесных устремлений от ярма невольничьего. Я велю из серебра и меди колоколов, напрасно потрясающих воздух своими мелодиями, выковать все то, что нужно им, что полезно им, сынам земли. Пусть новая моя проповедь ураганом промчится над миром, и падут навсегда идолы и капища, и разбегутся жрецы, и кончится сумасшествие.
Но небо молчало над безумием червонных лампад.
Тогда голос Сидящего одесную снова заговорил:
– Ты напомнишь мне мои слова искусителю в пустыне, мой упрек Марфе, когда она гневалась на сестру, сидевшую у моих ног? Но сын человеческий узнал на земле, чего требует прах от сынов праха. Сам я питался зернами полей и рыбой Генисарета, и вином Галилейских виноградников освятил свою последнюю трапезу. Могу ли я взирать на то, как мрут от нужды и становятся рабами телесности те, кому Ты Сам вдохнул небесную душу? Дадим им нужное, чтобы дух их не угашался воплями голодной плоти, дадим им на этой земле земное, ибо Мы создали их не ангелами, но человеками. И будет честна пред Тобою жизнь и смерть земнородных.
Голос с небес