Сага о Форсайтах. Джон Голсуорси
что его не касается, – ответила она.
Джун сразу же почувствовала угрызения совести, подбежала к тетке и расцеловала ее.
– Простите меня, тетечка; только оставьте вы Ирэн в покое.
Тетя Джули не смогла больше придумать ничего такого, что можно было бы сказать на эту тему, и умолкла; собравшись уходить, она застегнула на груди черную шелковую пелеринку и взяла свой зеленый ридикюль.
– А как себя чувствует дедушка? – спросила она уже в холле. – Ему, должно быть, тоскливо одному, ты ведь теперь все время с мистером Босини. – Она нагнулась к внучке, с жадностью поцеловала ее и удалилась мелкими, семенящими шажками.
На глазах у Джун выступили слезы: она убежала в маленький кабинет, где Босини сидел у стола, рисуя на конверте каких-то птиц, и бросилась в кресло со словами:
– Ох, Фил, как это тяжело!
Сердце ее горело тем же огнем, что и копна золотисто-рыжих волос.
В следующее воскресенье утром, когда Сомс брился, ему доложили, что мистер Босини дожидается внизу и хочет его видеть. Приотворив дверь в комнату жены, он сказал:
– Там пришел Босини. Займи его, пока я бреюсь. Я сейчас приду. Он, должно быть, хочет поговорить о проекте.
Ирэн молча взглянула на него, закончила свой туалет и сошла вниз.
Сомс все еще не знал, как она относится к постройке дома. Возражений с ее стороны он не слышал, а что касается Босини, то к нему она, кажется, относилась дружелюбно.
Из окна Сомсу было видно, что Ирэн и Босини разговаривают внизу, в маленьком дворике.
Он заторопился и в двух местах порезал подбородок. Потом, услышав их смех, подумал: «Ну, им, кажется, не скучно вдвоем!»
Как он и предполагал, Босини зашел за ним, чтобы показать планы.
Сомс взял шляпу, и они вышли на улицу.
Планы были разложены в комнате архитектора на дубовом столе, и Сомс, бледный, внимательный, внешне совершенно невозмутимый, нагнувшись над ними, долгое время не говорил ни слова.
Наконец он сказал недоуменно:
– Странный дом!
Двухэтажное здание, обведенное по второму этажу галереей, охватывало двор с четырех сторон. Двор этот был покрыт стеклянной крышей на восьми колоннах.
Действительно, на взгляд Форсайта, дом был странный.
– Много места пропадает зря, – продолжал Сомс.
Босини заходил по комнате, и выражение его лица не понравилось Сомсу.
– Проект делался с тем расчетом, – сказал архитектор, – чтобы хозяину было где повернуться в собственном доме, как и подобает джентльмену.
Сомс растопырил большой и указательный пальцы, словно измеряя степень уважения, которое он заслужит, выстроив такой дом, и ответил:
– Да, да! Я понимаю.
То своеобразное выражение, которым отличалось лицо Босини, когда он загорался чем-нибудь, появилось и сейчас.
– Я хотел выстроить вам дом, который обладал бы… ну… чувством собственного достоинства, что ли! Если вам не нравится, скажите прямо. Обычно мало кто думает об этом – кого интересует