Счастье еще улыбнется. Стелла Александрова
спустя они пытались влить травяной настой в рот Кате, та упорно сжимала зубы, и полстакана пролилось ей на блузку. Евгения Ивановна отправилась снова на кухню за следующим стаканом снадобья. Второй стакан пролился меньше, потому что Катя вела себя менее агрессивно. Она явно бредила, потому что, исступленно бормотала, повторяясь: «Помогите, помогите ребенку», стуча зубами об стекло стакана. Вероятно, потеряв ориентацию во времени, она думала, что теряет ребенка. Корней Никандрович державший ее, полусидя, прошептал ей в ушко: «Выпей настой, и мы тебе поможем». Видимо, она все же слышала их, и слова дошли до ее воспаленного болезнью мозга, потому что она покорно открыла рот, разжав стиснутые зубы, и выпила оставшийся в стакане настой. После этого она расслабилась и откинулась на руки Корнею Никандровичу. Евгения Ивановна облегченно вздохнула, и, отправив своего помощника подождать в гостиной, сняла одежду с Кати. Натягивая на ее безвольное тело свою ночную рубашку, она сокрушенно покачивала головой, заметив, как сильно исхудала за эти годы ее племянница. Когда Катя выходила замуж она была приятной округлости, с розовыми щечками. «А теперь… Бедная девочка, бедная девочка, – только и могла Евгения Ивановна произносить, глядя на ее запавший живот и выделяющиеся ребра.
Катя проснулась из-за мучавшей ее жажды. Открыв глаза, она увидела лишь темноту и почувствовала панику. Она не могла вспомнить, где находится. Темнота лишь усиливала ее паническое состояние, оттого что она не видела очертаний комнаты и не могла понять, где она. Заметив на стене освещенный лунным лучом плакат с фотографией Сандры Баллок, она, наконец, поняла, что находится в родном доме. Облегченно вздохнув от мысли, что она не в больнице, ощутила что-то неприятное на теле. Прикоснувшись к нему, под укрывавшим ее под самое горло теплым одеялом, она нащупала мокрую ткань. Не понимая, с чего это, тяжело вздохнула, и, выпростав из-под одеяла руку, дотронулась до лба, и почувствовала под пальцами влагу. «Как я сильно вспотела? – изумилась она, – а с другой стороны, чему удивляться, под таким одеялом летом можно расплавиться. Она снова пощупала на себе одежду. На ней была тонкая ночная сорочка из батиста. – Когда я одела ее? Да это и не моя. А чего это я сплю до сих пор, я же хотела умыться и чай попить? – вопрос за вопросом возникал в ее голове».
Радовало ее одно, безмерная усталость, которую она почувствовала днем, под гнетом мыслей, прошла, в теле была даже какая-то легкость. Ей хотелось только сильно пить. Она бодро опустила ноги с кровати, попытавшись резко встать, но ее зашатало. Опершись об тумбочку, стоявшую возле кровати, чтобы устоять на ногах, она задела какую-то посуду. В ночной тишине раздался звон и грохот, и тут же мгновенно загорелся свет в настенном бра.
– Ты, что это вскочила, оглашенная? – сказала раздраженно тетя, стараясь воспаленными глазами, разглядеть племянницу еле стоящую на ногах.
– Пить хочется. А ты что делаешь здесь? – спросила ее в ответ Катя, увидев, что она поднимается из кресла.
– Слежу