Море Нопы. Анника Гуль
она пыхтела надо мной и смотрела подозрительно, как недавняя чайка на берегу, это начало раздражать. Я попросила воды. Она хмыкнула, но вышла на кухню и вернулась со стаканом.
– Какая вкусная здесь вода, – сказала я, напившись.
Тут она ухмыльнулась и ответила:
– В прошлом году нашли кишечную палочку. Каждый год что-то находят.
– Что еще интересного в вашем городе? – спросила я невозмутимо.
– Для тебя – ничего.
Это уже было вызовом. Я села на стул и заявила: никуда не пойду, финита. Наконец-то! Ее челюсть качнулась в подобии живой гримасы. Она захлопала ресничками под толстыми линзами очков и повысила голос:
– Мы не сдаем комнаты, сколько повторять!
– Я и не прошу сдать комнату. Для такой просьбы у меня нет денег. Говорю же – я утопила вещи, спасла только телефон, да и то, кажется, не совсем спасла.
– Меня это не волнует, – сказала она с кислым видом.
– Правильно, зачем волноваться? Я просто поживу у тебя, спать буду вон там, чтобы по утрам видеть море.
– Я что, в дурном кино? – попробовала она соригинальничать.
– Немножко поживу. Ты ведь все равно одна.
– Да с чего ты взяла, что я одна?! – взорвалась она.
– Ты одна, потому что твоя мать сейчас в очередном походе, – сказала я. – В походе за женским счастьем, ага?
Губы девчонки некрасиво скривились. Где же она откопала эти жуткие очки, стянула у Остина Пауэрса? Она оглянулась, словно ища помощи у родных стен, яростно поскребла плечо. Точно, у Риты Нопы нервный зуд. Я скатала салфетку шариком, бросила в пепельницу и сказала:
– Твоя мать собралась замуж. Все началось с курортного романа в Старой Бухте, а потом – раз! – и завертелось, ее избранник захотел на ней жениться и позвал к себе в Питер. Она решила попробовать, не век же одной куковать, а он мужчина приличный, – Рите совершенно необязательно было кивать, я продолжала свой рассказ, уверенная в том, что попадаю точно в цель, – А тебя она оставила дома. Но ты же большая девочка, правда? Поживешь пока одна, там что-нибудь придумаем. Обязательно придумаем.
– Слушай, ты кто такая? – спросила она наконец, изо всех сил пытаясь вернуть рыбье хладнокровие.
– Можешь называть меня сестрицей, – сказала я. – Твоя мать уехала в Питер к моему отцу. Здравствуй, Гита!
Мат индийским слоном. Она закрыла очки ладонью, тут же отняла, проговорила просто и устало:
– Вот задница. Сразу не могла сказать?
Я воодушевилась.
– Хорошо, что все тайное становится явным. Теперь ты позволишь сидеть рядом с тобой за твоим маленьким столиком, есть из твоей тарелочки и спать в твоей кроватке? Если позволишь, я нырну на дно и достану тебе золотой шарик.
Она, конечно, немного расслабилась, но не скажешь, что была рада. Ей все это не нравилось. Болотной ряске тоже вряд ли нравится, когда ее тревожит наглая цапля.
– Хватит кривляться, – сказала она. – Не люблю, когда кривляются. Как тебя зовут на самом деле?
– Ламбада, – ответила я.
– Зачем ты приехала?
– Познакомиться.
– Зачем