Спасение Романовых. Алексей Колмогоров
вы все полагаете себя десницей всемирно-исторического отмщения. То, что вы сделали, вы считаете величайшим событием в истории…
– А разве нет?
– Молчать! И при этом никто из вас ничего не помнит! Ни черта! Даже кто первый выстрелил в царя!
Медведкин удрученно шмыгал носом и смотрел в пол, он совсем потерялся и не понимал, как еще ему угодить следователю.
Нина сидит сейчас в чайной на Кузнецком мосту – Кривошеин хорошо изучил ее привычки. Это недалеко, он еще может успеть. Впрочем, если она и уйдет, найти ее не сложно. И все же Кривошеину хотелось увидеть Нину именно сегодня и заговорить с ней, наконец.
Кривошеин скомкал лист бумаги с корявыми коронами и бросил в корзину.
– Дальше…
– Ну, мы выносили тела… Кто-то сказал: «Конец, династии Романовых…». И тут раздался жалобный вой в коридоре. Вошел матрос и принес на штыке собачку Анастасии, которая еще дрыгалась. Бросил ее рядом с хозяйкой и говорит: «Собакам собачья смерть». Вот это я запомнил…
Все это Кривошеин слышал много раз, задавал вопросы автоматически, заранее зная ответы. И все это была ложь, нелепые выдумки. Дымовая завеса, за которой все они – участники казни – скрывали то, что произошло на самом деле.
Кривошеин думал о Нине. Почему опять Нина? Неужели случайность? Или судьба? Или это знак ему? Знак чего? Бросить все? Остановиться? Или напротив – идти дальше, до конца, потому что подошел уже близко…
Он встал, нетерпеливо оборвал Медведкина:
– Хватит! Конвой!
Кривошеин вышел из здания НКВД на Лубянке, пересек трамвайные пути и зашагал вниз по Кузнецкому мосту. Лотошницы продавали лимонад и мороженое. От мостовых поднимался жар, долгожданный и еще не раздражающий. Мимо пробежали две девушки в соломенных шляпках и белых носочках.
Форма на Кривошеине сидит, как влитая; высокий, крепкий – но не из тех красавцев-командиров, о ком мечтают комсомолки майским звонким днем. Лет сорок. Лицо стертое, как застиранная гимнастерка; взгляд обычно мимо, в сторону или под ноги, будто ему уже не на что и незачем смотреть.
Вот и чайная. Кривошеин остановился перед дверью, подождал чего-то – знака, знамения. Если она там, Нина, то все изменится необратимо. А если ее нет? Улица ничего не давала – никаких подсказок: шагали прохожие, тренькали трамваи, милиционер в белом красиво вертел палочкой и свистел в свисток. Кривошеин понаблюдал за регулировщиком: может, в мелькании жезла и последовательности свистков и заключается знак? Но нет, не было знака. Он бы понял. Подождал еще немного и толкнул дверь…
Из записок мичмана Анненкова.
30 сентября 1919 года.
Начинаю эти записи сегодня, в день, когда окончился наш беспримерный поход, и Святое Дело Спасения Государя завершилось столь невероятным и чудесным образом.
Я, Леонид Петрович Анненков, мичман Императорского военно-морского флота, 1898 года рождения, удостоверяю, что все, описанное здесь, есть правда, только правда и ничего кроме правды.
В ночь с 16 на 17 июля 1918 года я