Zoe. Мистерии и снояви. Галина Островская
пламени, вырывающегося из узенького жерла зажигалки и поднесенного к лицу; или серный след, вьющийся над прогорающей спичкой. Боготворила этот миг перехода из земного бытования в собственное измерение, где я – это я. Сигарета – отрезок вечности, бумажно-табачный обман, держащий нас в плену и не дающий ощутить вкус свободы. Когда же я осознала, что не я хозяйка своих дорог, а эти горчащие белые обрубки, набитые в бесконечные пачки, сжигающие мои деньги, силы и время, я покончила с несвободой.
…Мой возлюбленный сидел в дыму, как в тулупе. Его глаза были полузакрыты, и синенький райский раскрас чайной и сизый дым, образовавший шапку над его головой, сильно занижали градус моей любви к нему. Я смотрела на обмякшую фигуру и про себя повторяла: милый, мне скучно… Мне вдвоем в такие минуты – как в одиночной камере: некуда деться, надо сидеть, надо ждать, надо подыгрывать. Одной веселее. Душа твоя погрузилась в обморок пустоты и падает осенним листом к стопам болвана. Ты одиночество не скрашиваешь, мой друг, ты его порождаешь.
– Хороший табак, – задумчиво глядя на прогорающие угольки, сказал он. – Удачный. И не пересушен. Хочешь затянуться? У наргиле дивный вкус сегодня, – назвал кальян так, как называют его у нас, на Ближнем Востоке.
– Рассказать тебе, как я бросила курить? – сказала я с понятным только мне вызовом и поставила чашечку на ладонь, обхватив пальцами ее покатые бока. Словно теплое яичко утиное в руку взяла…
Мужчины редко понимают подводные течения, те сложные и внезапные ассоциации, на основе которых делаются странные на их взгляд выводы. Они не понимают, неспособны понять, чем руководствовалась женщина, вдруг ускользнувшая из объятий, например. Или вдруг сменившая трассу… Редко кто из них догадывается, что женщина просто обижена. А уж на что обижена – эта головоломка не для завоевателей.
– Когда я поняла, что курить хочу не я, а существо, которое притворяется голодом и, сидя у меня в животе, клянчит сигаретку, я стала морить голодом его. «Ах ты, гаденыш! – говорила я ему. – Ты хочешь, чтоб я сейчас встала и побежала за сигаретками тебе? Не получишь. Я тебя уморю, уничтожу. Я тебе не позволю больше командовать мной».
Мой возлюбленный смотрел на меня с нарастающим любопытством. В действительности он любил, когда я что-нибудь рассказываю, ибо финал моих рассказов всегда оказывался неожиданным. Немыслимо трудно было вычислить алгоритм, по которому моя мысль достигала той скрытой вершины, где жил парадокс. Но, к слову сказать, такого уровня вдохновения, как с моим возлюбленным, я не со всяким могла достичь.
Да, он вдохновлял и этим обрел меня однажды. Но сейчас цель моя была проста: во мне жила обида на то, что он опять в этом дымном тулупе – а я одна! – и мне захотелось пожаловаться на свое одиночество. Пусть даже в форме многословного невразумительного символа.
– Когда я поняла, что, закуривая, не никотина ищу, а пытаюсь перехваченное горло освободить, я попробовала дышать – словно затягиваться. Два глубоких вдоха – и всё. Третий