Алекситимия. Кира Мюррей

      Даниилу десять и он в восторге от новых знаний. Но он не может избавиться от мечты, где он может учиться в маленькой уютной раковине, где будет сидеть в мягком кресле и его не будут окружать другие дети.

      Он недавно слышал о мальчике, который учится на домашнем обучении, потому что у него какая-то серьезная болезнь и он не может ходить в школу. И Даниилу кажется, что это потрясающе. Ты можешь изучать что-то новое, что-то потрясающее и захватывающее сидя у себя за столом в пижаме и ничто не отвлекает тебя от получения новых знаний.

      Когда он в классе он постоянно отвлекается. Его одноклассники слишком шумные, они часто плюют в него бумагой. Они засовывают мягкие, пожеванные клочки бумаги в ручки, с которых вытягивают пасту и резко выдохнув «выстреливают» в него бумагой.

      Ему не обидно, но ему ужасно противно. Они мерзкие, кажутся ужасно грязными и ему не нравится, что после того, как они попадают в него все начинают громко смеяться. От этого он чувствует себя выброшенным за борт и непонимающе хмурится, от чего его одноклассники смеются ещё громче.

      Когда Даниил хмурится он напоминает взрослого, кажется, что в его маленькой, детской черепушке проходят серьезные мыслительные процессы. Одноклассникам кажется это забавным. Они продолжают говорить, что он тупой, от того, что он постоянно отвлекается. Но Даниил действительно не может понять, для него это что-то недостижимое, как кто-то может на протяжении пятнадцати минут смотреть на одно и то же математическое уравнение и продолжать о нем думать.

      Многие уравнения в его тетради брошены на половине развязания, как и сочинения по литературе, диктанты. Кажется нет такого предмета по которому он способен доводить задания до конца.

      Он знает решение и оно очевидно для него. Так почему же для учителя не очевидно, что он знает? Для него это также абсурдно как и исписывать страницу за страницей тетради единой фразой: «небо голубое».

      Ему слишком быстро наскучивает выполнять данные учителем задания, его мысли перетекают во что-то другое, а после и в третье, как будто без его участия и контроля. На математике он может рассуждать о истории и литературе, а на литературе рисовать пейзажи.

      Зачем ему продолжать писать то, что он знает и что ему наскучило? Он искренне этого не понимает.

      – Мам! – крикнул он, заходя в квартиру.

      Там было привычно шумно. По телевизору шла какая-то передача и люди в ней были слишком громкими от чего мальчик поморщился. Смех был резким, а голоса высокие.

      Ему больше нравились такие голоса как у его матери и отца. Они были немного глухие, негромкие и спокойные, как будто тягучие.

      Он зашел в комнату. Как он и думал, мама сидела на диване, закутавшись