Антихорошесть. Путь от маленькой девочки к пробудившейся женственности. Татьяна Сарапина
каждую ночь, что боюсь привлекать к себе внимание. Не знают про мужчин, которые получали мое тело за пару дежурных комплиментов. Для них – пустяк, для меня – неслыханная щедрость, которой я не заслужила. Не знают, что не справляюсь со своими материнскими обязанностями, стыжусь школьной неуспеваемости старшего сына.
Я – человек-невидимка, который прячется за социально одобряемой маской, сплошь сшитой из придуманных чувств, мыслей и историй. Надменная маска, горделивый пренебрежительный взгляд, карие глаза, привыкшие сдерживать слезы. Когда постоянно сдерживаешь слезы, ухудшается зрение. Чтобы что-то рассмотреть, нужно сильно щурить глаза. Со стороны это выглядит как снисхождение и подозрительность.
От той меня, какой я была в раннем детстве почти ничего не осталось. Вру, осталось – надежда, что однажды найдутся люди, которым я буду интересна сама по себе. Без притворства, «хорошести», социальных доказательств. Со своими странностями, внезапным желанием спрятаться подальше от людей и таким же внезапным желанием снова быть среди них.
Юрий Васильевич слушал меня с интересом.
Казалось, его нисколько не удивляет то, как быстро у меня получилось войти в медитативное состояние, открыться новому опыту. Я хорошо чувствовала разницу между этой медитацией и теми трансовыми техниками, которые выполняла у психиатра. Там я оставалась один на один со своими переживаниями. Работа проводилась совершенно неэкологично, в темпе группы, без внимания к поднятым переживаниям. Мне приходилось самостоятельно их перерабатывать: подавлять, либо нести в большой мир, не понимая, что дальше со всем этим «добром» делать.
Здесь было все иначе. Меня поместили в безопасное пространство, где внутренние процессы разворачивались в своем темпе, интенсивности, направленности, глубине. У меня не было сомнений, вернусь ли я еще к этим людям. Конечно, да. Пусть они «странные», но интересуются мной, стараются понять. Я могу говорить с ними о своих чувствах. Даже тех, которые еще не облекаются в человеческие слова, но читаются во взгляде, улыбке, слезах.
Я больше не сдерживала слез. Никогда до этого времени я не знала, что плакать можно не только от горя или радости, но и от всеобъемлющего ощущения своего бытия. Я – Есть, я – здесь. Это важно.
Я разделила с этими людьми полтора года своей жизни.
Училась молиться о себе, своих близких, о ближнем и о людях в этом мире. В моем сердце оживала большая любовь к Богу, который стал всем, что окружает меня. Я училась заново доверять этому миру. Любить приобретения и потери, победы и поражения, сплавлять в душе правильное и неправильное, превращая его в объективно существующее.
Я училась любить заново.
Сложный процесс. Не всегда я была прилежной ученицей. Самая большая сложность заключалась не сколько в том, чтобы научиться, сколько в том, чтобы переучиться. Переучиться делать быстрые выводы, скрывать злость. Научиться