Две недели до Радоницы. Артемий Алябьев
вспомнить, закрыл ли засов, когда выводил Росу. Виноватая память не давала точного ответа. Черт, наверняка нет. Я припал к земле и различил следы копыт. Они уходили за дом – туда, где тропа вела через лес к Ильмень-роще.
По заплывшему черными тучами небу пробежала трещина, и на землю обрушилась долгая раскатистая дробь. Если пойдет дождь, отпечатки смоет, и Белку будет не найти. Надо действовать быстро. Я поменял кобылу – Лоза немного заупрямилась, когда я взялся за гриву, но кусок сахара все же завоевал ее расположение – и поскакал вслед за беглянкой. Двигаться приходилось медленно: я все время спешивался, чтобы проверить след. Белка следовала протоптанной канве. Я вспомнил, что Марцель часто водил ее этой дорогой на поляну. Ильмень-роща действительно была особым местом. Наверно, про такие говорят – «точка силы». Я до сих пор мог отчетливо воссоздать в памяти первое впечатление от ее вида.
Тогда стояло жаркое лето. Я потерялся в лесу. Оказавшись в сени густого ольшаника, я подумал, что пошел неверной дорогой и нужно возвращаться. Но вдруг заслышал где-то неподалеку сдержанное конское ржание и цокот копыт. Двигаясь на звук, сошел с тропы. В сопровождении треска сучьев под ногами и стрекота сверчков, я раздвинул ветки с золотыми сережками и очутился на чистой лесной прогалине, в центре которой высился гигантский вяз. Возле него Марцель пас лошадей. Он завидел меня и помахал рукой.
Но я не отвечал. Несколько минут стоял, не шевелясь, захваченный моментом. Возможно, сердце тронуло слабое дуновение ветра, колышащее траву, или шум листвы, подобный звуку ленивого морского прилива. А может, это тонкие лучики солнца, что просачивались сквозь ветви ольховника над моей головой. Казалось, что на этой леваде объединялись вместе моменты прошлого, настоящего и будущего: и те, что я прожил, и те, что мне никогда не было суждено прожить. Впрочем, здесь будто не было необходимости в самом времени. Это был черный ход для беглецов от безжалостных ритмов современной жизни, проулок безмятежности, откуда Бог снисходительно глядел на человеческую суету. Вот, чем была тогда для меня Ильмень-роща. Я верил, что дядя тоже так чувствовал.
«Очень поэтично. Но какой толк в словах, когда нужны действия?»
Лес вокруг меня все сильнее редел, пока вокруг не стали появляться лишь пеньки с аккуратными срубами. Следы вели еще дальше в область лесоповала. Значит, Белка все-таки бежала не к роще. Я не мог представить, что ольховый лес был срублен. Я наверняка просто следовал не в том направлении.
Белка ждала меня посреди большой поляны, окруженной поваленными деревьями. Развалины сухих стволов, источенных трещинами, дышали запустением и целый вид поляны навевал тоску. Я знал, что дровосеки Нагоры иногда вырубают деревья по наказу Совета, но это была большая редкость. Лошадь недвижно стояла возле одного из гигантских лесных остовов. Она то и дело поворачивала ко мне морду и громко фыркала, словно хотела привлечь внимание.
Огромный вяз лежал, переломившись пополам, на большом сером валуне. Он также был срублен под корень. Останки вяза выглядели такими же мертвыми, как и все остальное. В купольной части ствола смыкалась три огромные