Другие люди. Михаил Кураев
ездил какое-то оборудование для Балтийского завода получать – встречался там с двоюродным братом. Родственника этого он в анкете не указал, иначе подумали бы еще, выпускать или не выпускать. Сигнал был верный, а кроме сигнала ничего нет. А он уперся и ни в какую: не был, не видел, не знаю… А раз так, тут уж надо докопаться. Я его приводил несколько раз к старшему следователю Секирову, одна фамилия уже производила впечатление, отличный такой мужик, прожженный человек, прямой, без всяких там хитростей, говорит ему ясно: «Подпишешь, не подпишешь: сидеть ты все равно будешь… Ну, назови хоть одну фамилию, кто отсюда выходил без срока? Назови! У тебя есть такие знакомые?..» Тот говорит, что таких знакомых у него нет. «Так ты-то, мать-перемать, чем их лучше? Неужели у тебя не хватает ума не мучить меня? Я тебя выпущу – это же брак в моей работе, не понял? А то, что ты враг, это у тебя на роже написано. И сидеть ты будешь!» И тут Секирову случай помог. Просыпается как-то утром этот инженер у себя в камере и сон рассказывает: приснилось ему, что он ходит по Финляндии без конвоя, что-то еще про магазины приснилось… А в камере у него «наседка» была. Тут же все это оформили как контрреволюционную агитацию, и поехал он лес валить на законных основаниях…
Говорят, интеллигенция вежливая. С одной стороны, доля правды в этом есть, а с другой, как посмотреть. Уголовный контингент, как я заметил, и внимательней, и стремится найти общий язык. А эти – нет. Вот с «женихом», «руки маленькие», сколько возни было, я лично сколько раз выводил его и позволял немножко, тех же соловьев слушали, разве он спасибо сказал?
Или другой пример.
Мало кто знает, есть такая за Московским вокзалом, за товарной станцией Константиноградская улица или переулок, а напротив, через дорогу, буквально пятнадцать метров пройти, дровяной склад Московского райжилуправления. Лежат там напиленные, нарубленные дрова, лежат годами, десятилетиями не менялись, почернели, посерели, потому что никто ими не пользуется, лежат они для отвода глаз. На дровяной двор есть железнодорожная ветка, подавали туда ночью вагоны, только не дрова привозили и не дрова вывозили. На Константиноградской была пересыльная тюрьма, даже не пересыльная, а такой как бы перевалочный пункт, днем ее заполняют, а ночью быстренько перегоняют через улицу на дровяной склад партию и грузят, потом уже в запломбированных красных вагонах отправляют на сортировочную станцию… Но, главное, это доставить контингент на Константиноградскую. Доставляли на «воронках», трехтоночка, сзади дверь, железом обитая, сверху два отдушники, а сразу за входом, слева и справа, два шкафчика, стаканчики, считай для особо опасных и приговоренных к смерти. Ну, сколько за раз можно народу в одну машину взять? Ну, двадцать человек, ну, двадцать пять, если плотно, а случалось и по шестьдесят грузить. Раз вывели во двор партию перед погрузкой, смотрю – женщина пожилая, но очень красивая, лицо как у царицы, по виду крайне интеллигентная. Дело было в феврале, в конце месяца, день солнечный,