После финала. Клэр Макинтош
их пальцы стучать по дереву.
– Завтра Дилана снимают с искусственной вентиляции легких. Врачи пытались это сделать уже несколько раз, но эта маленькая обезьянка… Постучим по дереву, да?
– Постучим, – поддерживает меня Шерил.
– Значит, наступило улучшение? – интересуется Никки.
– Еще какое, – улыбаюсь я, поднимаясь.
– Ну, мой дорогой, я пойду, – говорю я Дилану.
Поначалу мне было неловко разговаривать с сыном в присутствии других. Я стеснялась. Это все равно, что говорить по телефону в офисе с открытой планировкой или в первый раз идти в спортзал, когда тебе кажется, что все смотрят на тебя. На самом деле окружающим нет до тебя никакого дела, они слишком заняты своими телефонными звонками, тренировками и собственными больными детьми.
Сначала ты с трудом начинаешь говорить со своим ребенком при посторонних, а через три месяца ты просто перестаешь замечать окружающих.
– Бабушка приедет к тебе в выходные. Здорово, правда? Она по тебе ужасно соскучилась, но все боялась ехать из-за своей простуды. Бедняжка.
У меня вошло в привычку все время болтать с Диланом. Я постоянно ловлю себя на том, что громко разговариваю с ним в машине, магазинах и дома, заполняя пустоту, где должны звучать фразы типа: «Смотри, какой трактор», «Пора спать» и «Смотри глазами, Дилан, а руками не трогай». Врачи утверждают, что с детьми надо больше разговаривать. Голоса папы и мамы для них – своего рода терапия. Но мне кажется, что привычка постоянно говорить с ребенком нужна скорее родителям. Это напоминает им о прошлой жизни, когда их дети еще не проводили долгие месяцы в больничной палате.
Опустив бортик кровати, я наклоняюсь над Диланом так, что наши носы соприкасаются.
– Эскимосский поцелуй, – тихо говорю я.
Сын никогда не дает нам забыть об этом поцелуе на ночь, сколько бы мы его не обнимали.
– Экиимо! – настаивает он, и я снова откидываю бортик кровати и наклоняюсь для вечерней церемонии, а он прижимает свой носик к моему и хватает меня за волосы.
– Мой любимый малыш, – произношу я.
Закрыв глаза, я представляю теплое дыхание на своей щеке, пахнущее сладким молочком. Завтра, думаю я. Завтра из него вынут трубку, чтобы больше уже не вставлять. Поцеловав его в лоб, я поднимаю бортик кровати, следя, чтобы он щелкнул, вставая на место.
– Спокойной ночи, Шерил. До свидания, Аарон и Инь. Завтра увидимся?
– Меня не будет три дня, – сообщает Инь, поднимая обе руки, словно в благодарение Богу.
– О, ты, кажется, поедешь к сестре? Желаю хорошо провести время.
Я смотрю на Никки Слейтер, которая подвинула свой стул поближе к кровати сына, чтобы положить голову рядом с ним.
– Постарайся отдохнуть, если сможешь. Нам всем предстоит долгий путь, – говорю я ей.
Я прощаюсь с медсестрами и с санитаром Полем, который перевез Дилана из онкологического отделения в интенсивную терапию и постоянно спрашивает о нем. Взяв пальто и ключи от машины, я иду на автостоянку, где опускаю