После финала. Клэр Макинтош
продолжаю просматривать фото. Дилан с футбольным мячом, с велосипедом, с золотой рыбкой, которую мы выиграли на ярмарке. На каждой картинке запечатлен момент из прошлого, которого уже не вернуть.
Ежедневное фотографирование закончилось в октябре. Когда Дилан заболел, Пипа какое-то время продолжала его снимать. Вот он худеет, вот теряет волосы, вот стоит на пороге онкологического отделения, подняв вверх два больших пальца. Говорит по больничному радио, играет с друзьями в комнате в конце коридора. Но когда у Дилана началась пневмония и его перевели в палату интенсивной терапии, один день стал похож на другой, и фотографии перестали отражать какой-либо прогресс.
Я читаю послание Пипы, которое она отправила мне вчера вечером: «Наш сын настоящий боец!»
История моих сообщений – это срез нашей жизни в текстах и картинках. Расписание полетов, фото аэропортов, усталые селфи и глупые смайлики. И фотографии. Те, что никогда не увидят наши родители. Они понятны только нам и подчас заменяют слова. Бокал вина, пустая подушка, автомобильное радио, играющее «нашу» песенку. Анализ крови Дилана, трубка, через которую его кормят, этикетки новых лекарств. Когда у меня бессонница, я залезаю в гугл и ищу там лекарства, которые дают хорошие результаты.
Вечерами, скучая по дому и страдая от разницы во времени в каком-нибудь богом забытом баре, я просматриваю нашу переписку до болезни сына, пока меня не начинает клонить в сон. Это похоже на то, будто я слушаю разговор двух людей, которых когда-то знал, но потом потерял с ними связь.
«Вернусь в восемь. Закажем что-нибудь готовое, разопьем бутылку и займемся сексом. Ди спит?»
«И это ты называешь сексом, дурачок?»
Улыбнувшись, я продолжаю просмотр.
«Эта чертова собака лаяла целый час!»
На самом деле нас совсем не заботила соседская собака. Какой-то час неудобства никак не мог омрачить нашу тогдашнюю счастливую жизнь. Но последние шесть месяцев внесли в нее свои горькие коррективы.
– Ваша закуска, сэр.
Отложив телефон, я перекладываю ноутбук на соседнее свободное кресло. Стюардесса ждет, пока я освобожу столик.
– Прошу прощения.
– Нет проблем. Может быть, вина к ужину?
– Красного, если можно.
Если бы не Дилан, Пипа по-прежнему работала бы на трансатлантических линиях. Наливала бы вино уставшим фирмачам из бизнес-класса и поправляла макияж в середине полета. Она скучала по своей работе, по большим лайнерам и долгим перелетам, но никогда не жаловалась.
– Для Дилана лучше, когда я на ближних рейсах, – говорила она.
Теперь кажется, что она никогда не работала, что все свое время она проводила в больничной палате.
Я завидую Пипе – она постоянно рядом с Диланом, но в то же время не знаю, смог бы я сделать так же. Мои отлучки подпитывают меня, давая силы для дежурства в больнице. Нормальная еда во время поездок компенсирует те моменты, когда я вообще ничего не ем. Вид здоровых счастливых людей напоминает мне о нашей прошлой жизни, которая обязательно вернется.
– Как ваша семья? –