К нам осень не придёт. Ксения Шелкова
резко выделялась в ледяном чёрном проёме окна… Она прошептала что-то и поманила Елену к себе; но Елена отшатнулась – она всегда боялась высоты. Ей показалось, что, стоит ей приблизиться к сестре, та потащит ее за собой, в окно, и тогда… Внезапно рука Анет, державшаяся за раму, дрогнула и соскользнула. Анна попыталась уцепиться за что-нибудь, замахала руками, потеряла равновесие, покачнулась, и с глухим, точно задушенным вскриком полетела вниз…
Елена закрыла лицо руками. Она страшилась выглянуть из окна и увидеть там, внизу, на черных камнях, изуродованное тело Анет. Зачем они только пришли сюда? Зачем Анет открыла окно? Елена схватилась за голову и отчаянно, истерически заголосила…
– Еленушка, родная, проснись же! Что с тобой, детка моя?
Елена открыла глаза. Матушка склонилась над ней, со страхом вглядываясь в её лицо. Елена быстро приподнялась и села – мать протянула ей стакан с водой, промокнула платочком её вспотевший лоб.
– Тебе приснился кошмар? Ты так кричала во сне…
Елена дрожала и тёрла глаза, мучительно стараясь сообразить, что же такое страшное, отвратительное происходило только что, вот просто мгновение назад.
– Анна… Анна разбилась, мамаша! Мы поднялись с нею на чердак, она выпала из окна!..
– Анна? – мать поджала губы и помолчала немного. Затем она глубоко вздохнула и погладила Елену по голове. – Что ты, родная, что выдумываешь – спит Анна давно. И ты засыпай. А про кошмары забудь.
Мать уложила Елену, закутала её в одеяло – её всё ещё трясло, в голове стоял туман. Елена подчинялась заботливым рукам, хотя в груди что-то неприятно ныло – не сильно, но неотступно, не давая забыться. Точно чуть зарубцевавшаяся рана, которая, едва дотронься, снова вскроется и заболит ещё сильней. Елена перевела взгляд на окно, увидела пробивающийся сквозь шторы лунный свет – и тут вдруг разом вспомнила и отчаянно зарыдала.
– Ан-на… Он-на зам-муж в-выходит… З-за Володеньку Л-левашёва… – прерывисто бормотала Елена сквозь слезы, с силой дергала себя за волосы и отталкивала обнимающую её мать. – Оставьте, т-теперь уж всё, мамаша…
– Ты откуда же знаешь, милая? Или отец-деспот уж всё тебе сказал? – помертвевшими губами шептала мать, но Елена не отвечала.
От слёз ей не стало легче, скорее наоборот: боль в груди, казалось, уютно угнездилась где-то глубоко и навсегда; хоть рыдай, хоть кричи – она не уйдет. Если бы можно было уйти куда-нибудь, уехать далеко-далеко, не видеть больше ни одного знакомого лица! Но этому не бывать: придётся стоять в храме, пока будут венчать Анну и Володеньку, присутствовать на свадьбе, провожать молодых, – а потом навещать Анну в доме мужа, гостить у них на праздники, дни ангела, крестины…
Елена пустилась рыдать ещё горше, но сил уже не было: постепенно она затихла и лежала на спине неподвижно, уставившись в потолок; лишь изредка вырывались у неё приглушённые всхлипы. Мать сидела рядом, стиснув руки; её лицо было искажено страданием, и Елена вяло подумала, что матушка, вероятно, отдала