Восемь и ещё две истории про ваших знакомых. Виктор Зачеренский
временно проживающего по трудовому контракту на территории далеко не сопредельного с Россией государства. Надо сказать, что и на родине, особенно после его развода, в положении холостяка-разведёнка у Осокова были проблемы общения с женщинами. Не проблемы, а, скорее, трудности психологического порядка. В Америке, в Остине, он с недоумением обнаружил в самых разных и неожиданных местах: в щелях между кирпичами мэрии, за водосточными трубами, на автобусных остановках ̶ карточки с телефонами и женскими именами. Рисуночки рядом с телефончиками определённо намекали на услуги, предоставляемые всякими Лаурами, Джессиками и Кончитами. Даже англо-безграмотный Осоков понимал эти призывы. Он никогда не умел знакомиться с женщинами, вернее никогда не делал целенаправленных попыток завоевать женщину. Всё происходило естественно и само собой. Так он в своё время, будучи студентом на выпуске, непринуждённо и без особых усилий оказался в первый день знакомства с Мариной в её постели, а потом, тоже естественно, через две недели предложил ей выйти за него замуж. Когда он стал женатым мужчиной, ему в голову не приходило завести себе любовницу, он был не ходок, он любил Марину, и никого другого ему было не нужно. Став холостяком, Осоков не стал затворником, у него были женщины, но он чётко для себя определил, что связывать себя брачными узами он себя не станет. Никогда.
У него давно не было женщины, и, конечно, его физиология требовала сатисфакции. Ложась спать, невольно вспоминая Джоан, единственную женщину, с которой Осоков хоть как-то общался в Америке (Марианну и Кармен он в этом смысле за женщин не считал, особенно Марианну), Осоков возбуждался, но, общаясь с кассиршей рядом с её кассой в гастрономе, он просто потел от волнения, вызванного плохим английским, а не сексуальным возбуждением; признаков эрекции у ленты с пивом, ветчиной и сырами не наблюдалось, он мечтал только побыстрее добежать до своего велосипеда. А уж позвонить по телефонам обладательницам призывных карточек под водосточными трубами для Осокова было немыслимо; особ любой национальности, ищущих приключений на свой филей, тем более за деньги, он не выносил.
Так и не решив, ехать ли ему завтра на загадочное сборище, то есть на свидание с Джоан, Осоков сел на велосипед и покатил в сторону живописной рощи, решив прокатиться по лесной дорожке, быстрее домой.
Он свернул на просёлок. После дождя лесная дорожка представляла собой грязное, заполненное лужами месиво. Он старался ехать по обочине. Джоан не выходила из его головы, он подумал, что даже не знает, какого она роста, он видел её только сидящей. Ещё Осоков попробовал представить, какие у Джоан ноги: «Только бы не толстые и не кривые». От представления джоаниных ног он естественно перешёл ко всему остальному, и в его голове, как на большом экране, сам собой возник его будущий двадцатифутовый барельеф: женские гениталии, выполненные в металле со всеми объемными анатомическими подробностями.
Ему стало жарко, он снова стал потеть, и, интенсивнее нажав на педали,