Вальхен. Ольга Громова
Кто знает, как там на самом деле.
Дописываю поздно ночью. Сегодня вечером воздушная тревога оказалась настоящей – бомбили город. Говорят, что разрушена товарная станция и склады «Заготзерна» и есть погибшие. Завтра разузнаю. По радио в вечерней сводке только про основные бои на разных направлениях. А про нас – ни слова. Господи, что же будет?
1 июля
Не получается ежедневно писать. Вчера целый день ходили с Машкой Топалу по району, проверяли щели, инструктировали. К концу дня и ноги не ходят, и заговариваться начинаю. Сколько километров мы прошли по жаре, сколько раз сами брались за лопаты, чтобы помочь, показать, как правильно копать, – сосчитать невозможно. Инструктор по гражданской обороне нам посоветовала ходить не просто по двое, а объединяться по знанию разных языков. В деревнях не все говорят по-русски. Машка знает караимский (редкость! – на нём теперь только старики в сёлах говорят, просто Машин папа историей караимов занимается) и немного – крымско-татарский[23], а я – украинский, да и немецкий у меня хоть и неважный, но лучше, чем у неё.
Кстати, вот немецкий сегодня и пригодился. Сегодня ушли совсем далеко – в колхоз «Фройндшафт»[24], а там в одном доме старики-евреи. И нет у них больше никого, и по-русски еле-еле говорят, только на идише. Я им объясняю по-русски про подвал, а они не понимают и в дом не пускают – боятся. Кое-как я им на немецком объяснила, что надо посмотреть, есть ли у них подпол или, может, им щель надо рыть… Пустили они нас. Подпол у них неглубокий – не спрячешься. А я теперь думаю: кто им ту щель копать станет? Может, в колхозе и некому ими заниматься. Говорят, была у них дочка, да утонула в море ещё пару лет назад. Меня эта мысль про стариков никак не отпускает. Как у них дома всё бедно и убого! Как страшна такая беспомощная старость!
Машка сказала, что вчера провожали чуть ли не весь в полном составе 10 класс второй школы на фронт. И девушки тоже ушли – санитарками или в учебку на какие-то военные специальности. Всё-таки у них полное среднее – можно их лучше использовать, чем рядовыми санитарками. Настроение у всех было бодрое, но тревожное. Сегодня встретила Костю Василиади. Он тоже рвётся на фронт, но его не берут – ему только-только 17 минуло. Говорит, у них в классе несколько таких парней учились, кто моложе остальных, – они все очень нервничают, что одноклассников уже забрали на фронт, а их – нет.
Немцы всё ещё наступают, и довольно быстро.
7 июля
Обнародован ещё один указ: «Об ответственности за распространение в военное время ложных слухов, возбуждающих тревогу среди населения». По приговору военного трибунала паникёрам грозит от 2 до 5 лет лагерей.
А как же без тревоги? Сводки с фронтов ужасные. Каждая кончается словами: «После ожесточённых боёв наши войска были вынуждены отступить… оставить…» …такой-то город, населённый пункт. Как же так?! Что происходит? Неужели они сильнее нас?!
Но ведь всего пару недель назад всюду пели: «Броня крепка, и танки наши быстры».
«Дружба» – на немецком и на идише. В Крыму было много немецких и еврейских поселений и колхозов. Идиш и немецкий язык очень похожи.