Морос, или Путешествие к озеру. Илья Бояшов
успеха моя благодарность вам не будет иметь границ, – мягко произнес представитель «Шелл Ойл». И, заметив, как вздрогнул партнер, поспешил добавить: – Недавно я открыл один любопытный закон, который, ко всему прочему, является прекрасным успокоительным средством. Суть его в том, что деньги – не помеха даже самому пламенному патриотизму. Поверьте, они могут совершенно мирно сосуществовать. Всего доброго, дон Луис!
– Всего доброго, мистер Бьюи.
Цикады в Асунсьоне просто осатанели.
«Вы готовы?»
Лишь мельком взглянув на ноги вестника, Александр Георгиевич фон Экштейн сразу понял, кто послал сего загорелого ангела. Индеец щеголял в башмаках. Доставленное им письмо содержало единственный вопрос, подвигнувший лейтенанта парагвайской армии быстро собраться и прикрыть за собой дверь съемной квартиры.
В случае надобности и в сельве, и тем более в городе мака и чимакоко передвигаются исключительно быстро, так что посланник Беляева задал весьма шустрый темп: лишь молодость и любовь к спорту позволяли потомку славного рода прибалтийских баронов поспевать за ним. Утро было в разгаре, солнце припекало спины высыпавших на улицы бездельников и работяг. Башмаки индейца учащенно стучали. Лавирующий в толпе прохожих лейтенант не сомневался: полученное им послание обещает резкие перемены. Впрочем, к виражам судьбы Александру Георгиевичу было не привыкать. В свои двадцать пять лет он не мог пожаловаться на жизненную рутину. Совсем еще зеленым кадетом вместе с офицерами Конно-Егерского полка Экштейн штурмовал Пулковские высоты, имея на это полное право: отца юного мстителя – сподвижника адмирала Макарова, полярника Георгия Экштейна – поставили к стенке щеголяющие в кожанках и бескозырках троглодиты, не имеющие ни малейшего понятия о течениях в Северном Ледовитом океане и подвижках паковых льдов. Сын жаждал мести, но, увы, рывок генерала Юденича на Стрельну и Гатчину не задался, и кадету пришлось какое-то время мириться с сыростью тоскливого, словно деревенский погост, эстонского Ревеля, в котором для таких, как он, бедолаг был организован скаутский отряд.
Впрочем, на балтийском взморье Александр Георгиевич не задержался. Природная непоседливость довела экс-скаута до Пражского университета, попутно познакомив его с игрой, основанной на погоне за мячом и как-то незаметно мутировавшей в вирус, поставивший впоследствии мир на грань безумия. Четыре года он полировал штанами скамьи аудиторий, внимая лекциям не только местных господ профессоров, но и подавшихся в Чехословакию за сытным пайком берлинских академиков, помешанных на конечном торжестве германского духа. В свободное же время с удовольствием нес бремя форварда студенческой команды, не избегая воспетых Гашеком пражских пивных, и попадался в тенета, которые виртуозно раскидывали для таких, как он, олухов на площади Святого Вацлава улыбчивые чешские проститутки. С ничуть не меньшим задором он волочился за сокурсницами (многие из них отвечали взаимностью симпатичному спортсмену), слонялся туда-сюда