Портрет Дориана Грея. Пьесы. Сказки. Оскар Уайльд
и есть. Именно поэтому они, подобно Еве, стремятся покинуть его, – проговорил лорд Генри. – Что ж, до свидания, дядя Джордж. Я должен идти, иначе опоздаю к обеду. Спасибо за исчерпывающую информацию. Мне всегда хочется знать как можно больше о новых друзьях и как можно меньше о старых.
– А где ты сегодня обедаешь, Гарри?
– У тети Агаты. Я сам напросился к ней в гости, заручившись приглашением и для мистера Грея. Он, кстати, ее новый протеже.
– Гм! Скажи своей тете Агате, Гарри, чтобы она больше не донимала меня просьбами о пожертвованиях. Они у меня уже в печенках сидят. Эта достойная дама, видно, решила, что у меня нет никаких других дел, кроме как выписывать чеки на ее дурацкие благотворительные затеи.
– Хорошо, дядя Джордж, я ей скажу, но не думаю, что это поможет. Люди, подверженные филантропическим идеям, не имеют представления о человеколюбии. Это главное, что их отличает от всех других смертных.
Старый джентльмен одобрительно промычал что-то нечленораздельное и позвонил слуге, чтобы тот проводил гостя.
Выйдя через низкую сводчатую аркаду на Берлингтон-стрит, лорд Генри направился в сторону площади Баркли-сквер[17]. Итак, теперь он кое-что знает о происхождении Дориана Грея. Даже рассказанная в общих чертах, услышанная им история взволновала его прежде всего тем, что это была совершенно необычная и, в сущности, почти современная история любви. Молодая красавица жертвует всем на свете ради всепоглощающей страсти. Безумное счастье длится недолго – всего несколько недель. Идиллия прерывается страшным, предательским преступлением. Затем – месяцы безмолвного отчаяния и рожденный в муках ребенок. Мать сходит в могилу, а мальчик остается полным сиротой в руках деспотичного и не любящего его старика… Да-а, у этого юноши любопытнейшая судьба, она рисует его в новом свете, и он представляется еще более совершенным. За изысканной красотой всегда скрывается что-то трагическое. Как же много нужно в мире страданий, чтобы расцвел самый скромный цветок…
Накануне вечером, когда они обедали в клубе, Дориан был совершенно очарователен! Он сидел за столом напротив него, в глазах его таилась легкая робость, рот был полуоткрыт с выражением застенчивого удовольствия, в свете затененных красными абажурами свечей нежно-розовый цвет его лица казался еще более насыщенным, а восторженное изумление, с которым он воспринимал окружающее, еще более непосредственным. Говорить с ним было все равно что играть на совершеннейшей скрипке, отзывающейся на легчайшее прикосновение смычка к ее струнам… Ах, до чего же это увлекательно – оказывать воздействие на других людей! Разве что-нибудь может сравниться с этим? Вложить свою душу в чью-то совершенную форму хоть на недолгое время; слышать отзвуки своих собственных мыслей и взглядов, обогащенных музыкой пылкой молодости и юной страсти; передать другому свое настроение и душевное состояние, как если бы это были тончайшие флюиды или экзотические благовония, – все это доставляет невыразимую радость, возможно, самую большую радость, которую
Баркл и-с квер – живописная площадь в одном из самых аристократических районов Лондона; ее название стало в Англии одним из символов принадлежности к аристократии.