Портрет Дориана Грея. Пьесы. Сказки. Оскар Уайльд
женщиной, которая в тот первый вечер, когда я оказался в этом театре, играла леди Капулетти[47] в каком-то дешевом платье ядовитокрасного цвета. По ней сразу видно, что лучшие ее дни уже позади.
– Да, я знаю, как выглядят такие женщины. Их вид всегда действует на меня удручающе, – произнес лорд Генри, разглядывая перстни на пальцах своих рук.
– Старый еврей порывался рассказать мне ее историю, но я сказал, что она меня не интересует.
– И правильно сделали. Слушать истории о чужих драмах – неблагодарное занятие.
– Меня интересует одна лишь Сибилла, и мне дела нет до того, из какой она семьи и кто ее родители. А она само совершенство – от прекрасной головки до маленьких ножек. Каждый божий день я хожу смотреть на нее в представлениях, и с каждым днем она кажется мне все обворожительнее.
– Так вот почему вы больше со мной не обедаете. Я, признаться, подозревал нечто в этом роде, но никак не ожидал, что вы влюбитесь до такой степени.
– Но, дорогой Гарри, мы с вами завтракаем или ужинаем вместе каждый день, и я несколько раз ездил с вами в оперу! – воскликнул Дориан, удивленно глядя на друга своими голубыми глазами.
– И вы всегда ужасно опаздываете.
– Поймите, Гарри, я уже не могу жить, не увидев Сибиллы на сцене, – порывисто произнес Дориан, – хотя бы в одном действии. Я испытываю неодолимую потребность в ее обществе. Когда я думаю о дивной душе, заключенной в этом хрупком, словно выточенном из слоновой кости теле, меня охватывает благоговейный трепет.
– Но сегодня, надеюсь, вы сможете пообедать со мной?
Дориан покачал головой:
– Сегодня вечером она Имоджена, а завтра будет Джульеттой.
– А когда же она Сибилла Вейн?
– Боюсь, никогда.
– Что ж, я вас поздравляю!
– Ах, Гарри, не будьте таким несносным! Поймите, в ней живут все великие героини мира! Она бесконечно многолика. Вы смеетесь? А я вам говорю: она гений. Я люблю ее, и я сделаю все, чтобы она тоже меня полюбила. Вам, Гарри, известны все тайны жизни – так научите меня, чем приворожить Сибиллу Вейн? Я хочу быть соперником Ромео и заставить его ревновать, хочу, чтобы все когда-то жившие на земле влюбленные услышали наш смех и почувствовали к нам зависть, чтобы дыхание нашей страсти пробудило их прах и заставило страдать. Боже мой, Гарри, если б вы знали, как я ее обожаю!
Дориан вскочил и принялся ходить по комнате. На щеках у него выступили пятна лихорадочного румянца. Он был ужасно взволнован.
Лорд Генри наблюдал за ним, испытывая в душе тайное удовольствие. Как непохож был сегодняшний Дориан на того застенчивого, робкого мальчика, с которым он познакомился в студии Бэзила Холлуорда! Все его существо раскрылось, словно экзотический цветок, зажглось ярко-алым цветением. Душа его вышла из потаенного убежища, и Желание поспешило ей навстречу.
– И что же вы намерены делать? – спросил наконец лорд Генри.
– Прежде всего я хочу, чтобы
Леди Капулетти – мать Джульетты в пьесе «Ромео и Джульетта».