Долг стрелка. Роберт Говард
самоубийству. Помимо этого, ему срочно нужно было скакать на юг, чтобы предупредить родичей о нависшей опасности. Впрочем, разве нельзя было устранить эту опасность другими средствами? Керби вдруг осенило одно важное соображение. Если Джим Гарфильд умрёт, его головорезы очень скоро разбредутся кто куда. Стало быть, с Гарфильдом надо кончать прямо сейчас, немедленно. Если попытка окажется неудачной – что ж, в Керби всегда был силён фанатический дух родственной чести шотландско-ирландского поселенца Юго-Запада. Он без колебаний принёс бы в жертву свою жизнь ради блага семьи, если бы того потребовали обстоятельства.
Керби прошёл ещё несколько шагов и вдруг замер, как вкопанный. Прямо на него из мрака метнулась какая-то тень. Дуло его револьвера уже уставилось на нападавшего, а палец готов был надавить на курок, когда он понял, что целится в женщину. Тёмные глаза, в которых блуждали лунные блики, смерили его твёрдым, непреклонным взглядом.
– Джоана Лари! – пробормотал он. – А ты что здесь делаешь?
– Я поджидала тебя, – ответила девушка, понижая голос. – Я знала, что ты явишься за своей лошадью. Нужно было предупредить тебя, что здесь засада. Но ты почему-то подошёл с другого края конюшни…
– Но почему?.. – он не договорил, чувствуя, что совершенно сбит с толку.
– Я хотела отблагодарить тебя! – прошептала она. – Ведь ты… ты всё-таки убил его, да?
– Я не убивал! – попытался возразить Керби. – Я…
– Брось! Они мне всё рассказали! – воскликнула она. – Я сама его видела. И это разбитое окно, через которое прошла пуля. Гарфильд, правда, говорит, что ты целился в него. Но какая мне разница? Прости, что едва не застрелила тебя. Теперь я – твоя должница.
– Господи, ну и дела тут творятся, – проговорил Керби, нервно дёргая плечами, – ты можешь мне объяснить, что ты за человек? Чего добиваешься? Ведь я же тебе говорю…
– Помолчи, – прервала она его. – Нас могут услышать, тут везде расставлены люди. Тебя ищут по всему городу. Идём со мной, доверься мне ещё раз.
Керби не мог заставить себя сдвинуться с места. Им овладевало странное чувство, будто он увяз в некой невидимой, диковинной паутине. До сего момента он мог выкарабкаться из любого хитросплетения, которыми осаждал его мир мужчин, неотъемлемыми составляющими которого всегда были насилие, вероломство, кровь; но эта загадочная, кипевшая злобой красотка сновала в лабиринте своих прихотей и страстей, прислушиваясь к какому-то непостижимому, неподвластному разуму наитию. Он вдруг понял, что целиком находится в её власти. Стоило ей крикнуть – и он через мгновение оказался бы в лапах кровожадной толпы. Значит, он в самом деле должен был довериться ей или, по крайней мере, сделать вид, что доверился. Она заговорила о долге; кто знает, не намерена ли она всерьёз расплатиться с ним по тому жутковатому счёту, который, как она полагала, он вправе был ей предъявить? Он был захвачен её невыразимым человеческим обаянием, и в то же время находил в этом обаянии всё меньше истинно человеческого;